Убийство русалки

Ханс Кристиан похлопал его по голове, времени на что-то еще не оставалось. Он быстро побежал к двери. Она была открыта, и он мог видеть пустой тротуар Амалиегаде. Убийца и правда вышел этим путем? С Юханной под мышкой? Ханс Кристиан послал взгляд на спящего сторожа. Глаза мужчины были открыты, как будто он смотрел вверх, на откидной верх. Совершенно нельзя было сказать, что он устроился удобно. Скорее было похоже, что он просто опрокинулся на мягком сиденье.

— Эй, товарищ, — сказал Ханс Кристиан, взяв мужчину за плечо.

Руки привратника раскинулись в стороны, и что-то тяжелое упало на землю. Ханс Кристиан поднял предмет. Это был длинный нож, красивая, убийственная вещь с острым лезвием и жалом.

И кровь, свежая кровь на рукоятке и полотне.

Одежда привратника тоже была мокрая от крови, его ботинки и куртка, но больше всего крови было на животе, где Ханс Кристиан увидел две, если не три, отверстия в рубашке.

Он отбросил оружие подальше от себя. Подобное должно было случиться.

Он повернулся и посмотрел на мальчика, который просто стоял среди бочек и показывал на ворота. На какое расстояние мог отойти убийца? Может, на сотню или на две сотни шагов? Он, без сомнения, убежал направо, по Амалиегаде. Если бы он пошел налево, он попал бы во двор замка, где было еще больше привратников.

Над ним послышался громкий шум. Ханс Кристиан быстро посмотрел вверх, на небо, где сотня ракет взвилась вверх. Они освещали двор, который стал светел, как днем. Ему захотелось спрятаться, но вместо этого он толкнул ворота и пустился бежать.

Но как только он ступил на тротуар, он натолкнулся прямо на мужчину в черной униформе с сияющими застежками.

Он смог только немного осмотреться и заметил много мужчин вокруг себя. Перед ними стоял Козьмус, все еще одетый трубочистом, но уже без маски. Вместо нее он держал между зубами дымящуюся трубку.

Взгляд Ханса Кристиана метнулся направо, на Амалиегаде.

Улица была пуста, слабый свет ламп, топившихся ворванью, бросал слабый отблеск в пару луж. Далеко впереди, там, где заканчивалась улица, Ханс Кристиан увидел мужчину, исчезавшего за углом со светлым мешком на плече.

— Что я здесь вижу? — сказал Козьмус, поднимая руку Ханса Кристиана, красную от крови в свете взрывавшихся ракет.

— Это не мое, это не я, — сказал Ханс Кристиан.

Громкий треск, кажется, все небо сейчас упадет на землю.

Один из подчиненных Козьмуса вышел на тротуар.

— Он погиб, он убил привратника.

— Прискорбно, Андерсен, — сказал Козьмус. Он покачал головой, голос наполнен фальшивым сочувствием. — Все же не будет никакого счастливого конца.

* * *

Невиновен. Невозможное слово. Чем больше человек его произносит, тем более виновным он выглядит в глазах собеседников.

Ханс Кристиан кричал это много раз, он унижался, бросился на колени.

— Я невиновен, я невиновен. — Козьмусу нужно ему поверить. Он никого не убивал. Ни Анну, ни привратника, ни кого-либо еще. Он попытался рассказать директору полиции о маленьком черном мальчике, но безуспешно. Ничего не помогло, и его уже увели в закрытый экипаж и бросили в заднюю часть. Он почувствовал, что проехал головой по дну экипажа, щека оцарапалась о неровные доски. И он услышал, как захлопнулась дверь.

— Послушайте меня! — закричал он снова. — Послушайте меня, я невиновен.

Директор полиции никак не отреагировал. Он стоял на заднем дворе и курил свою трубку, окруженный людьми, привратниками, парой пьяных гостей, даже несколькими горничными, которые, должно быть, услышали громкие голоса.

Козьмус прошел вперед к окнам экипажа. На секунду Ханс Кристиан почувствовал надежду.

— Я слушал слишком долго, господин Андерсен, — сказал директор полиции. — Это стоило жизни хорошему человеку, а может, и другим, если мы найдем начало этой трагической истории.

— Поговорите с Молли, — закричал Ханс Кристиан. — Она работает в замке, она знает, что происходит. Она знает о Марен-Белильщице, которую убили по ошибке. О любовнице принца. И она знает, что я никого не убивал.

— А я знаю, что вы сумасшедший, господин Андерсен. Разум покинул вашу голову и забрал с собой здравый смысл. Поехали!

Последний крик относился к кучеру, приведшему экипаж в движение.

Ханс Кристиан отчаялся сказать что-то еще. Это было бессмысленно, теперь он это понял. Он смирился со своей судьбой. Со своими мыслями, которые настигли его, как удар кнута. Тело Анны на крюке в канале, первая встреча с Молли, казнь золотаря, тело на свалке, хриплый смех прачек, зарисовка загадочной женщины, красный сахар, удар в лицо, маскарад, остановленный лев. Зеркала и двойники. Как будто он складывал вырезку из бумаги, в которой множилось все, еще больше женщин, еще больше грудей, еще больше голов, катившихся вниз, еще больше глаз, рыскающих в темноте.

Все это пробегало в его голове. Еще больше картин, которые нельзя было остановить.

Его собственная голова, падающая на мостовую. Грудь Молли, сидящей верхом на госте. Маленькая ручка Мари, крепко взявшаяся за его.

Это все была его вина.