Они пересекли улицу и пошли по Адельгаде.
— Что мы теперь будем делать? — спросила Молли, когда они остановились у входа в офицерский квартал.
Ханс Кристиан всегда хорошо запоминал названия улиц. Лёвестреде[56]
, Нелликестреде[57], Тюльпанестреде[58]. В тот момент они стояли на Пиннсвинегаде, где деревья были увешаны выстиранным бельем, а флаг на вершине высокого флагштока слабо трепетал в почти безветренном утреннем воздухе. В большинстве небольших домов в окнах и дверях стояли обеспокоенные женщины и дети. Свинья хрюкнула и забежала за угол.Они чуть не потеряли направление на улицах. Здесь было много домов и много дверей.
— Мы не можем ходить здесь и повсюду стучаться, — заключил Ханс Кристиан.
— Подожди, — сказала Молли и показала вниз, в подвал. Это была таверна.
Ханс Кристиан ждал снаружи. Некоторые вещи лучше получаются у женщин, например, разговаривать с пьяными матросами в трактире, не опасаясь, что тебя побьют. Другие вещи лучше получаются у мужчин. Просто Ханс Кристиан никогда не чувствовал, что у него что-то получалось. Или он был тем самым человеком, которым воздают честь и кладут цветы к памятнику на площади родного города. Его вид был слишком нелепым, а любопытство слишком шумным. Он часто изучал собственные пальцы и думал, что их силы достаточно как раз для того, чтобы держать перо. Они не были предназначены для того, чтобы выбивать шкуры, пришивать подошвы или наполнять порохом толстые оружейные стволы так же, как это делал его отец. В окнах трактира он мог видеть Молли. Ее баснословная легкость сходиться с другими людьми почти заставляла его ревновать. Может, он и умел разговаривать с вещами и дурачками, но несколько раз ему бы явно больше пригодилось умение разговаривать с людьми.
— Мне дали три имени, — сказала Молли, вырвав его из его потока мыслей. — Но, может быть, есть и еще, они могли и забыть кого-нибудь. А может, они и знают не всех. Они написали список с именами и адресами. — С этими словами она протянула Хансу Кристиану записку.
— Кригер, Карлсен и Кронборг, — прочитал он. — Первый из них живет в доме номер двадцать три на Ревегаде[59]
. Это одна из тех улиц, мимо которых мы прошли.Они завернули за угол и прошли по улице. Ревегаде оказалась маленькой и окаймленной тощими березками.
Дом располагался в тени. Пара глубоких трещин пробегала по известковой стене. На двери было написано
— Кригер? — спросила Молли.
— Да, — ответила женщина своим напряженным голосом. Она посмотрела на Ханса Кристиана и Молли. — Кто вы?
— Мы ищем вашего мужа, — ответила Молли.
— К сожалению, я не замужем, — сказала женщина, пытаясь закрыть дверь.
— Мы недавно узнали, что здесь живет офицер с таким именем, — ответила Молли.
— Может быть, вы имели в виду моего брата? Северина?
— Ваш брат, да. Он дома? — спросила Молли.
— Северин не показывался здесь вот уже несколько недель, — ответила она и посмотрела в темноту дома. В ее глазах отражалась боль. Она взяла себя за грудь. — Он посвятил свою жизнь морю и служению короне. Вы должны извинить меня. У меня важное дело.
— Конечно. Разрешите только задать вам последний вопрос. — Молли протянула ей носовой платок. — Вы это узнаете? У вашего брата есть подобная вещь?
Женщина посмотрела на него.
— Разрешите мне взглянуть, — сказала она, крепко ухватившись за него. Тщательно изучила его. И протянула обратно Хансу Кристиану. — Я так не думаю. Я никогда его не видела.
Ханс Кристиан взял платок обратно и затолкал обратно в карман пиджака.
— Спасибо, фрёкен Кригер, — ответил он.
Следующего в списке звали Карлсен.
— Что там написано? — спросила Молли, держа перед собой список.
— Дельфинегаде[60]
, — сказал Ханс Кристиан, обдумывая произошедшую встречу с фрёкен Кригер у себя в голове. Он еще не рассказывал об этом Молли, но если те видения, которые приходили к нему в палате для душевнобольных, имели какой-то смысл, то убийца был мужчиной, по тем или иным причинам пытавшийся превратиться в женщину. Но фрёкен Кригер, скорее всего, все-таки была женщиной, да к тому же была явно больна. Этого мужчина изобразить бы не смог, это все-таки был не спектакль. Ханс Кристиан имел подобный опыт, он много раз участвовал в театральных постановках в балете или водевиле. Но все же печать какой-то странности лежала на фрёкен Кригер. Ханс Кристиан не мог прямо сказать, что же это было такое.