Молли знала дорогу и уверенно шла по ней. Нужно было пройти по Адельгаде, потом по Элсдюргаде[61]
, завернуть за угол на Дельфингаде, которая была чуть шире других улиц. Один дом походил на другой как две капли воды. Молли постучалась.— Отто спит, — раздался голос маленькой женщины, когда она открыла дверь. — Что он натворил?
— Разрешите нам самим поговорить с вашим мужем, уважаемая, — сказал Ханс Кристиан, пытаясь достичь того самого тона и высоты голоса. Он уже знал, что многие жильцы этих квартир уже встречались с Козьмусом.
Это сработало. Женщина отошла в сторону.
Они осторожно вошли в гостиную, миновав темную прихожую. Хансу Кристиану пришлось наклоняться каждый раз, когда ему приходилось проходить под тяжелыми деревянными балками на потолке. Альков в углу был завешен клетчатыми гардинами.
— Отто? — спросила жена. Она отодвинула гардину в сторону и потянула за большой палец ноги. — Отто, ну вот теперь за тобой послали.
Ханс Кристиан осмотрел гостиную. Как живет убийца? Можно ли увидеть образ человека по вещам, которые его окружают? Нет, это была полная ерунда. Зло нельзя прочитать по изящной комнате и фарфору. Оно жило не в крупных и мелких вещах, а в людях. Но взгляд все равно сам собой бродил по стенам, полкам и прялке. Рядом с печной дверцей висела сабля. С другой стороны висела картина, изображавшая морскую баталию, может быть, Копенгагенское сражение.
Речь идет о жажде, напомнил Ханс Кристиан самому себе. Жажде стать кем-то другим, не тем, кем сотворен этот человек. Жажда жила в самой глубине сердца убийцы. Она была такая сильная, такая жестокая, что заставила его убить человека.
Он вспомнил дом своего детства в Мюнкемёллестреде. Каждый день с восхода до захода солнца отец сидел со своей болванкой и рожком для обуви и пытался починить подошвы и каблуки на деревянных башмаках бедняков, сапогах и сандалиях за сущие гроши. Но в своем сердце отец всегда мечтал стать кем-то другим. Сначала он мечтал стать адвокатом и использовать свою силу представлять аргументы в пользу дела. Позже он мечтал зарабатывать на жизнь как солдат и снискать славу и состояние в Наполеоновских войнах. Но о карьере адвоката сапожник не мог и мечтать, а поле боя не могло закончиться ничем иным, кроме как кратковременной встречей со Смертью, которая в итоге и забрала его после того, как он вернулся домой с войны. Он умер, все еще полный жажды жизни, которую он так никогда и не получил.
Жажда как ночной кошмар, как болезнь крови.
— Кто вы? — проквакал мужчина. Отто. Он выполз из кровати. Неряшливая рубаха свисала с его тела, имевшего почти бледно-зеленый цвет. Он исчез в другой комнате. Стул со скрипом проволокли по полу, открыли шкаф. — Должно же у человека быть право надеть брюки? — пояснил он.
Ханс Кристиан попытался сравнить голос Отто с голосом человека в белой маске на балу в замке.
— Вы левша? — спросила Молли, пока мужчина одевался.
— Я такой же правша, насколько им можно быть с тремя оставшимися пальцами, — сказал Отто, помахав правой рукой, на которой не хватало двух пальцев.
Молли послала Хансу Кристиану вопросительный взгляд. Это был он?
Он этого не знал.
На подоконнике лежала бутылка с трехмачтовой шхуной в небольшом море. Должно быть, поместить его внутрь было трудной работой. Требовался пинцет, ловкость пальцев и долгие часы тяжелой сосредоточенности.
— Вы, конечно же, из Организации помощи ветеранам морского флота? — спросил Отто и заправил рубашку в пару брюк, пока Ханс Кристиан осматривал его. Рост сходился с ростом убийцы. И сложение, насколько помнил Ханс Кристиан. Глаза были близко посажены, а нос был плоским, как у драчуна, но голос? Было сложно понять.
Ханс Кристиан протянул Отто платок.
— Это ваш?
Мужчина покачал головой.
— Здесь написано А. В. К., я не знаю никого, кого бы так звали, — сказал Отто и взял носовой платок так, чтобы Молли его забрала. Отто продолжил рассказывать о поддержке в форме ломтя хлеба и фляжки крепкого вина и просил оказать ему поддержку как ветерану, пострадавшему в сражениях.
Но затем что-то привлекло внимание Молли. Она, не говоря ни слова, показала Хансу Кристиану платок, показывая на небольшую деталь на ткани. Красное пятно, почти на нем исчезнувшее.
— Оно все время здесь было? — шепнул он.
Она покачала головой.
Ханс Кристиан потрогал пятно. Оно все еще пачкалось. Немного, но достаточно для того, чтобы стало ясно, что его посадили недавно. Он осторожно попробовал оставшуюся на пальце каплю на вкус. Она оказалась сладкая и немного клейкая, но он сразу понял, что это было.
Это была кровь.
Ханс Кристиан уставился на пальцы Отто, на пальцы Молли, на свои собственные пальцы. А потом он понял, что был только один человек, державший его в руках достаточно долго, чтобы испачкать кровью. Он довольно сильно потянул Молли за собой к выходу из гостиной, прямо к двери. Отто остановился на полуслове и посмотрел им вслед.
Молли смогла только махнуть Отто рукой, и затем они оказались за дверью.
— Куда мы идем? — громко спросила она у Ханса Кристиана, пустившегося в бег. — Подожди меня.