Убийство русалки

У него болели спина и ноги, но он все же с трудом сошел по лестнице, немного постоял у ворот и вдохнул запах Нюхавна, смолы и соли. Он шагал мимо домов, избегая людских взглядов. Ветер и дождь наполнили весь Копенгаген дыханием осени всего за одну ночь.

Булыжники мостовой были мокрыми, деревья сбрасывали листья. Кузнец и сапожник работали уже не на улице, а под навесом у ворот. В конце Вингорьстреде он уже видел площадь Хёйбру и там же черную фигуру, стоявшую под липами у отеля «Ройяль».

Это был Козьмус. Ханс Кристиан думал, что они здесь встретятся, чтобы поужинать в благородных интерьерах отеля. Его соблазняла мысль съесть большую яичницу с жареным луком и беконом. Или горячее рагу из кролика. А, и еще немного вина к еде и дружеские приветствия за бокалом. После участия в спасении жизни принца и своей собственной можно было много чего просить.

Он уже собирался поздороваться, когда увидел, что Козьмус был не один. Молли тоже стояла там, а за ней два городовых. Он не понимал, почему они там и куда они все пойдут. Когда их с Молли высадили на сушу и повезли в город на дрожках, он несколько раз осознал, что они пережили это. Что ему лучше не ломать голову над тем, чтобы это понять. Но, конечно же, он ломал голову. Конечно же, он пытался понять. Разве это не получалось у него лучше всех?

Один из городовых проводил Ханса Кристиана к дверям.

— Господин Х. К. Андерсен, — сказал Козьмус с холодком, когда Ханс Кристиан подошел к нему. — Вы двое определенно знакомы.

Козьмус сразу повернулся спиной и начал прохаживаться. Ханс Кристиан посмотрел на Молли. Та пожала плечами. Затем их обоих подтолкнули в спину городовые, и они последовали за директором полиции. Они прошли мимо отеля «Ройяль», и Козьмус не выказал никакого желания посетить ресторацию. Прощай, рагу и белое вино.

Вместо этого Козьмус посмотрел на свою трубку и стал что-то бормотать, закуривая ее.

— Вот это история, — сказал Козьмус самому себе и ветру, качая головой. Он повернулся и посмотрел на Молли. — Фрёкен Хансен?

— Да, — ответила Молли и вопросительно посмотрела на директора полиции.

— Вы никогда не устраивались на работу в замок под подложным именем, — сказал Козьмус.

Ханс Кристиан принял на себя вопросительный взгляд Молли. До того, как он успел что-то сказать, Козьмус продолжил:

— Разумеется, вы этого не делали. Это значило бы пожизненную каторгу. Это значило бы, что королевский дом попал в нелепое положение и полон сумасбродства, — сказал Козьмус, а затем продолжил более тихим голосом: — Вы хотите сказать, что все так и есть, фрёкен Хансен?

— Нет, — ответила она, хотя Ханс Кристиан мог видеть по ней, что она хотела сказать совсем другое.

— Если бы решал только я, вы бы понесли свое наказание так же, как и все остальные. Но принц Фредерик определенно думает по-другому. Он испытывает благодарность и утверждает, что вы спасли ему жизнь, — заявил Козьмус и перевел взгляд с Молли на Ханса Кристиана.

Ханс Кристиан посмотрел себе под ноги. Он боялся того, что сейчас произойдет.

— А теперь я спрашиваю вас, господин Андерсен, — сказал Козьмус и остановился, чтобы зажечь трубку, чиркнув серной спичкой о перила ограждения канала. — С вами происходили необычные вещи за последние пару дней?

— Необычные? — спросил Ханс Кристиан. Он увидел самого себя, стоявшего в море экскрементов. Он услышал самого себя, говорящего с золотарем. Он увидел несчастное создание, исчезающее в морских глубинах.

Но он хорошо знал, что имел в виду директор полиции. Он хорошо знал, что человек стоял за кулисами и дергал за ниточки, и люди видели только представление, которое подходило королю и всем, кто служил в его честь. История должна быть забыта и унесена в могилу.

По той или иной причине он не сможет этого сделать. Теперь уже нет. Он устал пресмыкаться перед своими меценатами, перед людьми с деньгами, перед могущественными верхами, перед директором полиции, перед кем-либо еще. Все, кто хотел унижать, угнетать, наказывать, бранить, позорить и оскорблять только потому, что они думают, что им это сойдет с рук.

— Может, вам кажется, что мы живем в искаженном мире, Андерсен, — сказал Козьмус, как будто он прочитал мысли Ханса Кристиана. Директор полиции показал на черный экипаж, который только что остановился с другой стороны канала. — Такие люди, как господин Шнайдер, говорят: «Это не мир ошибается в чем-то, а мы, люди».

Ханс Кристиан посмотрел внутрь, в темноту кареты. Вскоре там из темноты показалось лицо. Это был купец с маскарада. Круглое лицо, белые волосы. Он походил на чьего-то дедушку со стороны матери — с бледными глазами, не вызывавшими доверия, как у кошек с итальянских гор. Вдруг Ханса Кристиана сразило, словно ударом. Он вспомнил последнюю деталь из стихов золотаря.

— Когда белый сменяется красным в туннеле, проиграли мы Шнайдеру в вечной дуэли, — продекламировал он и посмотрел на Козьмуса. — Это был Шнайдер. О нем золотарь говорил в своих стихах.

Козьмус почти исчез в дыму, он махнул рукой, чтобы его смахнуть, пока Ханс Кристиан это говорил.