Убийство русалки

Он не мог объяснить печатнику, о чем он думал, пока считал теплые монеты и клал их в кошелек. Теперь он наконец-то сможет пойти к Молли и Мари и заплатить им свой долг перед ними. Это было слишком давно. Бог знает, до сих пор ли она такая маленькая или выросла и округлилась, как ее мама? Его настроение улучшилось, когда он подумал о больших глазах малышки, когда он рассказывал историю о сальной свечке, которая влюбилась в человека, а не в подсвечник. У взрослых не бывает таких глаз, когда они слышат что-то новое и невероятное. Они относились со скепсисом ко всему, что не было отлито из олова. Сначала мы дети, души, которые могут чувствовать, понимать и верить, что происходит что-то. А за все те годы, следующие после детства, любой и каждый становится каменной стеной в бастионе, который все растет и растет и, наконец, становится неприступным. Пасмурные дни, грустные влюбленности подобно известке связывают вместе камни и запирают снаружи красоту мира.

Но не для Крошки Мари. Она никогда не станет твердой как камень и запертой, как бастион.

Ханс Кристиан остановился у магазина одежды братьев Рафаэль, что-то поймало его взгляд как на крючок, как рыбу на удочку в канале. Было ли это толстое зимнее пальто, отделанное мехом двенадцати белых кроликов? Нет, не оно, хотя ему, конечно, хотелось бы походить в тепле. Это была шапка, черная и посверкивающая, высокая, как дымовая труба над крышами города, и для горожан, как золотое кольцо для брака — знак, что человек кому-то принадлежит.

— Извините? — Он остановил продавца, который уже собирался запирать лавку. Несмотря на протесты, что был Новый год и он спешил домой к жене, Ханс Кристиан выторговал себе и вход, и шапку на голову. Ну да, это помогает, когда достаешь сказочные золотые риксдалеры из кожаного кошелька.

Молли и Мари должны его увидеть. Они увидят, как он войдет в дверь, подобно хорошей новости, в высокой шляпе и с деньгами в кармане, а не подобно нищему, как раньше. Он, наверное, сядет рядом с малышкой и расскажет, что все наконец-то кончилось хорошо. И он сходит с Молли и малышкой в трактир, накормит их свининой в яблоках, рисовой кашей, элем и пирожками, пока Мари не начнет валиться с ног от сытости, и тогда ему придется нести ее домой. Пронести ее в новогоднюю ночь, вдохнуть последний остаток детства, все еще играющий кудряшками ее волос. Может, Молли возьмет его за руку, и в любом случае он отдаст ей оставшиеся риксдалеры, они смогут поговорить о том трактире, который она хотела приобрести, и как Ханс Кристиан сможет достать деньги, которые им осталось заплатить.

Уже на несколько риксдалеров беднее, но в шляпе, надетой на голову, он ускорил шаг. Он был счастлив, совершенно счастлив, не было пути вокруг или вниз, это было само опьянение счастьем, может быть, подкрепленное грогом.

Снег укутал дома на Пилестреде, торговец тянул свою повозку по сугробам, поскальзываясь в деревянных башмаках, пока его жена толкала повозку сзади. На Малой Королевской улице он остановился и посмотрел на запотевшие окна кабака. Внутри, конечно, царило веселье и кутеж, но Молли там не было. На улицах была новогодняя суета, люди с сурками и дрессированными медведями, итальянцы с бородатыми женщинами из закрытого цирка. Теперь все они пытались заработать скиллинг этим новогодним вечером в Копенгагене, самом старом и самом красивом городе мира, если вам интересно мнение Ханса Кристиана Андерсена. Он замечал сказку этим вечером, которая наполнила его тело и мечтала выйти наружу. Какие истории он издаст сначала? Может, стоило лучше подождать с «Русалочкой». Если Козьмус увидит в ней долю правды, Ханса Кристиана смогут снова арестовать. Но у него появилась догадка.

Он остановился у лестницы дома на Улькегаде. Внутри было темно, в новогоднюю ночь работали немногие. Он попробовал открыть дверь. Она была заперта, но на лестнице кто-то лежал. Пьяная женщина, пытавшаяся попасть то ли наверх, то ли вниз. Ее заперли снаружи. На ней как минимум три слоя одежды, две шапки и даже рукавицы, но она замерзала, это было очевидно. Она кричала:

— Вы можете войти в меня, все вместе.

И тогда он наконец-то узнал ее. Это была Саломина. Он схватил ее руку. Она его оттолкнула, заворчав на него, пока он пытался удержаться на скользкой лестнице, но когда она увидела его куртку, красивую рубашку и галоши, ее взгляд под шапкой полностью переменился.

— Черт побери, Боже святый, чем я могу вам помочь? — спросила она, обмякнув в его руках.

— Мадам Саломина, это я, Андерсен, друг Молли. Вы меня помните?

Старая проститутка улыбнулась через остатки зубов. Краткий миг узнавания во взгляде.

— Вы еще живы? — справилась она. — Или вы чертово привидение? — Она снова поскользнулась, закатив глаза. Она была еще пьянее, чем он когда-либо видел ее.

Два мужчины вышли из кабака с другой стороны улицы, один из них пел, пока другой стягивал брюки и запускал мощную желтую струю в сугроб.

Ханс Кристиан посмотрел на старуху.

— Вы не можете сидеть здесь и мерзнуть. Вам нужно внутрь, — сказал он и попытался поставить ее на ноги. Он спросил о Молли.