Убийство в Кантоне

В приемной разряженный дворецкий поднял брови при виде невзрачного посетителя. Дао Гань невозмутимо скинул свой видавший виды кафтан. Под ним оказалось темно-коричневое платье с вышитыми золотом воротником и манжетами, указывавшими на его высокое положение. Дворецкий тут же отвесил низкий поклон и со всем почтением принял потертую одежду, после чего распахнул перед гостем высокую двустворчатую дверь.

Огромный пустой зал тускло освещала дюжина серебряных канделябров, стоящих между выстроившимися двумя величественными рядами вдоль боковых стен толстыми колоннами, так же как и ворота, сияющими красным лаком. Слева находились широкое ложе резного сандалового дерева и столик с высокой бронзовой вазой для цветов, а всю центральную часть зала устилал синий ковер.

В дальнем углу Дао Гань увидел огромный письменный стол, а за ним позолоченную ширму. За столом восседал судья Ди, а напротив, на одном из низких стульчиков, примостился Цзяо Тай. В зале царили прохлада и полнейшая тишина. Приблизившись к столу, Дао Гань ощутил легкий аромат сандалового дерева и увядающих цветков жасмина.

На судье Ди было отороченное золотом пурпурное платье и высокая крылатая шапка с золотым знаком государственного советника. Он откинулся в широком кресле, сложив на груди руки, утопавшие в широких рукавах. Цзяо Тай тоже пребывал в глубокой задумчивости: его широкие плечи поникли, а взгляд не отрывался от украшавшей стол старинной бронзы. В который раз Дао Гань поразился, насколько постарел судья Ди за последние четыре года. Лицо его осунулось, а вокруг глаз и рта появилось множество глубоких морщин. Густые брови по-прежнему были черными как смоль, но длинная борода, усы и бакенбарды изрядно подернула седина.

Когда Дао Гань подошел к столу и поклонился, судья Ди поднял глаза. Он выпрямился, выпростал руки из длинных рукавов и заговорил глубоким, звучным голосом:

— Садись рядом с Цзяо Таем. Плохие новости, Дао Гань. Я был прав, послав вас обоих переодетыми на пристань, ибо все сразу зашевелилось. Стремительно. — И он бросил дворецкому, застывшему в отдалении: — Принесите свежего чаю!

Когда дворецкий удалился, судья облокотился на стол, оглядел своих помощников, а затем продолжил, невесело улыбнувшись:

— Как хорошо вновь оказаться среди друзей! После переезда в столицу мы все так заняты повседневной службой, что почти не остается времени для простой беседы, как то случалось почти ежедневно в мою бытность судебным наместником. Славные деньки, и старшина Хун был еще с нами, и…

Судья устало провел рукой по лицу, словно отгоняя воспоминания, взял себя в руки и выпрямился. Раскрыв веер, он коротко сообщил новости Дао Ганю:

— Только что Цзяо Тай оказался свидетелем довольно мерзкого убийства. Но прежде чем он тебе все расскажет, хочу услышать, каково твое впечатление о городе.

Он кивнул своему поджарому помощнику, откинулся в кресле и принялся обмахиваться веером. Дао Гань поерзал на стуле и неторопливо начал:

— Мы с Цзяо Таем, проводив вашу честь во дворец, сразу взяли паланкин и направились в южную часть города, чтобы, согласно вашим указаниям, присмотреть себе жилье неподалеку от арабского квартала. Братец Цзяо выбрал постоялый двор близ мусульманской мечети, а я — прямо за южными воротам, на набережной. Потом мы встретились в маленькой харчевне, пообедали и весь день провели, слоняясь по набережной. Мы видели множество арабов; говорят, около тысячи живет в городе и столько же сейчас на кораблях в порту. Однако ж они все держатся сами по себе и не слишком общаются с китайцами. Несколько арабских матросов пришли в ярость, когда таможенный стражник ударил одного из них, но быстро успокоились, чуть завидев солдат, да и вожак осадил своих людей.

Он подергал себя за ус.

— Кантон — богатейший город на всем юге, ваша честь, прославленный своей веселой ночной жизнью, особенно борделями на цветочных лодках Жемчужной реки. Жизнь здесь несется в лихорадочном темпе: сегодня ты богатый купец, а завтра — жалкий попрошайка; за игровым столом гуляки еженощно выигрывают и спускают целые состояния. Само собой разумеется, Кантон просто рай для проходимцев и мошенников всех мастей. Процветают здесь и разнообразные денежные махинации. Но кантонцы в первую очередь дельцы, политика их не волнует. Если они частенько ропщут на столичное правительство, то лишь потому, что, подобно всем торгашам, стараются избежать вмешательства властей в свои делишки. Однако я не обнаружил ни малейших признаков истинного недовольства и просто не способен понять, как горстка арабов может раздуть здесь настоящие волнения.

Поскольку судья Ди хранил молчание, Дао Гань продолжил: