Глядя на высокий потолок, он задумался о своих помощниках. В трагедии, что пережил Цзяо Тай, имелась и его вина. Давно следовало позаботиться о том, чтобы Цзяо Тай остепенился, обретя семью — разве это не одна из его обязанностей по отношению к верному слуге? Ма Жун вот женился на тех двух дочерях кукольника. Следовало позаботиться и о подходящей партии для Цзяо Тая. Он что-нибудь придумает, когда вернется в столицу. Хотя это будет совсем не просто. Цзяо Тай принадлежит к прославленному роду воинов, что много столетий тому назад обосновались на северо-западе империи. Все они отважные люди, простые и преданные, которые живут ради сражений, охоты и беспробудного пьянства, и женщины им нравятся такие же непреклонные и независимые. К счастью, в этом отношении куда проще с Дао Ганем — он всегда был закоренелым женоненавистником.
Затем судья принялся обдумывать те важные решения, что предстоит сделать по возвращении в столицу. Он догадывался, что верная законам империи партия предложит ему выполнять обязанности покойного цензора. Но не лучше ли дождаться Великой Утраты, прежде чем делать столь ответственный шаг? Он попытался рассмотреть все возможные варианты, но мысли его путались. Приглушенные голоса Цзяо Тая и Дао Ганя, едва слышные из-за завесы, навевали дрему. Когда бормотание стихло, судья погрузился в сон.
В этом уединенном крыле дворца царила мертвая тишина. За исключением стражников на воротах, все погрузились в послеобеденный сон.
С тихим шелестом отошла в сторону бамбуковая штора. Мансур бесшумно перешагнул через подоконник. На нем была только белая набедренная повязка, в складках которой терялся изогнутый кинжал. Большой тюрбан заменила полоска ткани, плотно обмотанная вокруг головы. Его смуглое мускулистое тело блестело от пота — на пути к цели Мансуру пришлось преодолеть немало крыш. Застыв у окна, он подождал, пока восстановится дыхание. Араб злорадно отметил, что судья Ди крепко спит. Шелковая рубаха на нем распахнулась, обнажив широкую грудь.
Мансур грациозно, словно пантера, преследующая свою добычу, приблизился к ложу. Он положил руку на рукоять своего кинжала, но тут взгляд его упал на стену, где висел меч.
Как приятно будет доложить халифу, что неверный пес пал от собственного меча!
Он снял меч и одним движением извлек его из ножен. Но он не был знаком с китайскими мечами. Незакрепленная гарда выскользнула у него из рук и лязгнула на плитах пола.
Судья Ди беспокойно зашевелился и открыл глаза. Мансур изрыгнул проклятие. Он поднял меч, готовый вонзить его в грудь судьи Ди, но тут же обернулся, услышав за спиной громкий крик. В комнату ворвался голый до пояса Цзяо Тай. Он прыгнул на Мансура, но араб сделал выпад и глубоко вогнал меч в грудь Цзяо Тая. Цзяо Тай повалился навзничь, увлекая за собой Мансура, а судья, вскочив с ложа, схватил лежавший на чайном столике кинжал. Мансур бросил взгляд через плечо на судью, заколебавшись, защищаться ли мечом или оставить его и орудовать более привычным кривым кинжалом. Это промедление стоило ему жизни. Судья одним прыжком преодолел расстояние между ними и с такой силой возил кинжал в шею араба, что вверх взметнулся фонтан крови. Судья отпихнул мертвого араба и встал на колени перед Цзяо Таем.
Острый как бритва Дракон Дождя глубоко вошел в грудь Цзяо Тая. Лицо его побелело, глаза были закрыты. Из уголка рта вытекла тонкая струйка крови.
В спальню влетел Дао Гань.
— Приведи сюда губернаторского лекаря и подними по тревоге стражу! — рявкнул судья Ди.
Он положил руку под голову Цзяо Тая, но извлечь клинок не решился. Перед его мысленным взором пронесся поток спутанных воспоминаний: их первая встреча в лесу, когда он сражался с Цзяо Таем этим самым мечом, бесчисленные опасности, которые они встречали плечом к плечу, множество раз, когда они спасали друг другу жизнь.
Он не знал, сколько простоял так на коленях, не отрывая глаз от неподвижного лица, но вдруг обнаружил, что вокруг столпились люди. Лекарь губернатора осматривал раненого воина. Когда он осторожно вытащил из раны меч и остановил кровотечение, судья Ди спросил внезапно осипшим голосом:
— Можно переложить его на кровать?
Лекарь кивнул. Скорбно глядя на судью, он негромко сказал:
— Только невероятная жизнестойкость до сих пор не дает ему умереть.
Вместе с Дао Ганем и командиром стражников они подняли Цзяо Тая и осторожно уложили его на постель судьи Ди. Вернувшись за мечом, судья приказал командиру стражников:
— Пусть ваши люди унесут мертвого араба.
Цзяо Тай открыл глаза. Увидев меч в руках судьи Ди, он чуть улыбнулся.
— Благодаря этому мечу мы встретились, благодаря ему расстаемся.
Судья быстро убрал клинок в ножны. Положив меч на смуглую, испещренную шрамами грудь Цзяо Тая, он тихо сказал:
— Дракон Дождя останется с тобой, Цзяо Тай. Я никогда не буду носить меч, обагренный кровью лучшего друга.
Цзяо Тай удовлетворенно сложил на мече большие ладони. Он долго смотрел на судью Ди, а потом веки его медленно опустились. Дао Гань левой рукой удерживал голову друга. По его худому вытянутому лицу катились слезы.