Убийство в колледже

Старший инспектор Фергюссон, из отдела по расследованию преступлений, сидел за столом в своем кабинете в Скотленд-Ярде, изучая обширный доклад машинописного текста. Это был высокий, грузный мужчина со светлыми волосами и усами. Выглядел он как человек, не принимающий невзгоды жизни близко к сердцу. В общении он действительно был легок на подъем, и хотя вкладывал в работу, как и его коллеги, все свои силы, ничто не могло потревожить его естественно позитивное мировосприятие и самообладание. На лице его всегда сияла улыбка, будто он постоянно вспоминал какую-то смешную шутку. Но в работе эта улыбка была опасной приманкой, о чем прекрасно были осведомлены джентльмены, наслаждающиеся развратной жизнью и потому часто бывающие у Фергюсона. Никогда инспектор не был так свиреп и опасен для преступника, как в моменты, когда склонялся над ним с кажущимися любовью в сердце и пониманием в глазах.

В Ярде старший инспектор Фергюсон был известен как человек с феноменальной памятью на даты и числа. У него была привычка постоянно ссылаться на месяцы, дни и даже часы. Он никогда не обращался ни к записным книжкам, ни к календарям, когда речь заходила о времени какого-то события из прошлого, а будто сам был живым дневником.

Клерк зашел в его офис и передал карточку. Фергюсон взглянул и сказал:

— Ага, Эмброуз из Эксбриджа. Хорошо, я могу его сейчас принять, — скажите, пусть заходит. Доброе утро, сержант. Мы раньше не встречались? Вы кажется приходили ко мне тринадцатого октября в прошлом году. Итак, есть новости из Эксбриджа? Вы пришли сюда попросить Ярд приехать и разрешить для вас то дело об убийстве?

Эмброуз засмеялся:

— Это во власти моего шефа, инспектор. Но я надеюсь, что делать он этого не собирается, — по крайней мере пока.

— Как обычно в репертуаре деревенщин. Сначала вы завариваете дикую неразбериху, а потом посылаете за нами, чтобы мы все прибрали.

— В любом случае я приехал сюда поговорить о том убийстве, — ответил Эмброуз. — Не скажу, что я в тупике, но точно в небольшом замешательстве.

— Никогда не доводите себя до замешательства, мой друг, — изрек инспектор. — Плохая привычка, которая ни к чему не приводит. В человеческой природе нет ничего замысловатого, а что таковым кажется, просто подразумевает, что его надо обойти. Итак, что у вас?

— Как я помню, вы некоторое время назад были задействованы в деле о краже в Сильвертон-Курт.

— Ночь 15 июля 1929 года, — сразу ответил инспектор. — И что же?

— И вы поймали вора?

— Блэйтвейта — да. Сообразительный пес, но голова дырявая. Капитан Блэйтвейт. Закончил среднюю школу и университет. И?

— Здоровый кусок дела на ваших плечах, инспектор? — бросил Эмброуз с искоркой в глазах. — Ярчайший пример дедукции, как бы сказал детективный писатель.

Фергюсон посмотрел на него и просиял:

— Итак, к чему вы клоните, сержант? — спросил он. — К чему эта лесть? Это определенно неспроста.

— За вашим расследованием стояло кое-что еще, не так ли?

— Что?

— Анонимное письмо?

Старший инспектор подался вперед:

— Даже если и так, — сказал он, — каким чертовым образом это связано с вами? Что вам об этом известно?

— Что оно было адресовано местному комиссару и было написано мистером Френсисом Хаттоном — человеком, которого убили в Эксбридже в прошлый вторник.

— Э… что? Откуда вы это знаете, сержант?

Эмброуз все рассказал. Инспектора это очень заинтересовало.

— Так вот кто прислал письмо! Я часто думал над этим. Все, что могу сказать, — ваш покойник был чертовски сообразительным малым! Письмо было просто шедевром. Сперва я хотел выбросить его в помойное ведро вместе с остальными мусорными письмами — столь абсурдной казалась его теория. Но чем больше я ее обдумывал, тем яснее мне открывалась холодная логика рассуждений, и я увлекся. И мне не стыдно признаться, что с помощью этого письма я пришел к разгадке. Я бы хотел встретиться с этим парнем, Хаттоном. Но как это связано с его смертью?

— Просто предположение. Блэйтвейт мог каким-то образом разузнать, что это письмо прислал Хаттон и…

— Месть? — перебил Фергюсон. — Не думаю. Блэйтвейт мог рискнуть — и рискнул — делом, достойным тюрьмы, но никогда не сделал бы ничего, что угрожало бы его жизни. Кроме того, ему вынесли приговор во Фраттенбери 24 сентября того года, так что он еще не мог выйти, даже за самое прилежное поведение. Хотя давайте я уточню.

Он поднял телефонную трубку с рабочего стола и позвонил в один из отделов здания.

— Нет! — сказал он, — он все еще в Парк-Херсте. Вот так! Вы молодец, сержант, что разъяснили свое замечание, ведь все это совсем не очевидно. Блэйтвейт вряд ли догадывается, что этот парень Хаттон навел нас на его след. Мы не знали автора письма, не говоря уж об упоминании о письме вообще — конечно мы никому о нем не сказали. По всей видимости только Хаттон и этот ваш профессор знали об этом. Нет! Не стоит рассматривать подобную возможность.

— Я понял, особенно учитывая то, что Блэйтвейт все еще в тюрьме.

— Но если взглянуть немного глубже, этот факт не должен отметать вашу теорию.

— Что вы имеете в виду?