Ю Шоуцзянь, который ни разу не просил ничего ни для себя, ни для своих родственников, теперь, после своей смерти, смиренно взывает, чтобы, насколько это возможно по закону, было проявлено снисхождение к моему старшему сыну Ю Ги, который стал преступником из-за недостаточной строгости со стороны своего отца, всегда любившего его, несмотря на все его недостатки.
В беседке воцарилось молчание. Были слышны только голоса стражников снаружи.
Судья медленно свернул свиток. Глубоко потрясенный, он хриплым голосом сказал:
— Его превосходительство был воистину благородным человеком!
Дао Гань скоблил ногтем по столу.
— Здесь вырезан рисунок.
Он достал нож и начал счищать грязь. Советник Хун и Ма Жун взялись помогать ему. Постепенно проступило изображение круга. Судья склонился над ним.
— Это план лабиринта, — сказал он. — Посмотрите, извивающаяся дорожка образует четыре стилизованных иероглифа древней формы: «Приют пустых иллюзий». Эту же надпись мы нашли на картине. Это был лейтмотив мыслей старого губернатора после того, как он удалился от официальной жизни. Пустые иллюзии!
— Короткий проход помечен и здесь, — оживленно сказал Дао Гань. — Сосны обозначены точками.
Судья Ди всмотрелся в план и провел пальцем по рисунку.
— Какой хитроумный лабиринт! — воскликнул он. — Посмотрите, если войти через главный вход и при каждом повороте сворачивать направо, попадаешь к выходу, пройдя через весь лабиринт. И наоборот — на обратном пути происходит то же самое, если всегда сворачивать налево. Но если не знаешь потайного короткого прохода, никогда не обнаружишь скрытую беседку.
— Нужно получить у госпожи Ю разрешение расчистить этот лабиринт, ваша честь, — заметил советник. — Тогда он станет одной из здешних достопримечательностей, как пагода на лотосовом озере.
В этот момент вошел начальник стражи Фан.
— Кто бы здесь ни был, он ушел до нашего прихода, ваша честь, — доложил он. — Мы обыскали все заросли, но ничего не обнаружили.
— Пусть твои люди осмотрят также стволы деревьев и заглянут между ветвей, — приказал судья. — Наш незнакомый соглядатай, возможно, спрятался там.
Когда начальник стражи вышел, судья с любопытством повернулся к Дао Ганю, который присел на корточки возле широкой скамьи, вглядываясь в покрывающую ее грязь.
— Если бы это не казалось мне маловероятным, ваша честь, я бы сказал, что вот это темное пятно ужасно похоже на кровь.
Судья почувствовал, как у него сжалось сердце. Он быстро подошел и потер пальцем место, на которое указал Дао Гань. Потом посмотрел на палец и увидел темно-красное пятно. Обратившись к Ма Жуну, судья отрывисто приказал:
— Посмотри под этой мраморной скамьей!
Ма Жун потыкал копьем в темноту под скамьей. Оттуда выскочила большая жаба. Ма Жун наклонился и заглянул под скамью.
— Кроме паутины и грязи ничего не вижу, — доложил он.
Тем временем Дао Гань заглянул за скамью.
— За скамьей лежит труп, — дрожащим голосом сказал он.
Ма Жун вспрыгнул на скамью. Вместе они вытащили изуродованное тело обнаженной девушки, покрытое засохшей кровью и грязью. Ее голова была отрублена.
Они положили свою ужасную находку на скамью. Ма Жун развязал шейный платок и прикрыл им бедра девушки. Затем он выпрямился, глаза его были наполнены ужасом.
Судья склонился над останками некогда, очевидно, красивой девушки. Он заметил безобразную ножевую рану под левой грудью и несколько едва заживших шрамов на руках. Он медленно перевернул тело. Плечи и бедра тоже были испещрены тонкими рубцами.
Когда судья выпрямился, он едва владел собой от гнева. Его голос звучал напряженно:
— Девушка была убита здесь только вчера. Тело уже окоченело, но еще не начало разлагаться.
— Как она попала сюда? — ошеломленно спросил Ма Жун. — Должно быть, она шла через лабиринт без одежды. Посмотрите, колючки исцарапали ей бедра, а ноги покрыты грязью из болота. Это она поскользнулась на камне и ухватилась за ветку, чтобы не упасть.
— Главный вопрос состоит в том, кто привел ее сюда, — сказал судья. — Позовите начальника стражи!
Когда тот вошел, судья приказал:
— Заверни тело в свой халат. Прикажи стражникам срезать несколько длинных крепких веток и сделать носилки.
Сняв халат, начальник стражи склонился над скамьей. Вдруг он издал приглушенный стон и, вытаращив глаза, глядел на изувеченное тело.
— Это Белая Орхидея! — произнес он сдавленным голосом.
Все одновременно вскрикнули.
Судья поднял руку.
— Ты вполне уверен, Фан? — тихо спросил он.
— Когда ей было всего семь лет, она упала на котел с кипятком и ошпарила левую руку. Неужели вы думаете, что я не знаю этот шрам?
Он показал на белый шрам, нарушающий совершенство прекрасной руки. Потом он приник к телу, рыдая так, словно сердце его разрывалось.