Убить Бобрыкина

– Вставай-ка, Саша, принеси гвоздей, окно заколочу! – велела мать, и Шишин встал, и за гвоздями в общий коридор пошел, и долго в темноте искал, гремя, переставляя жбаны, нашел и перепрятал…

Обернувшись, зло от потолка смотрела мать, сердясь, что не принес гвоздей окна забить…

– Сашка, Сашка! Выходи гулять скорее! – кричала снизу Таня.

Шишин встал, под матерью пошел к окну, и распахнуть хотел, но мать упала с потолка на спину, он охнул и осел, мать в волосы вцепившись зашипела: «Не пущщщщщу-у-у…. через меня, когда помру!….» и Шишин закрутился волком, но мать держалась крепко когти выпускала в волоса… Он взвыл, упав на спину, хрипя давил локтями пол, и билась мать под ним, барахталась, стонала, и так стонала все, пока не замерла.

Пока не ожила…

– Тю-тю… Ищи-свищи! – хихикнув позади, сказала мать, поднялась с пола, оправила исподнее, халат. И пусто было во дворе, и в доме пусто, апрельской прелью пахло от побеленной земли, и одинокая ворона с перекладины качелей уставив хвост в луну спала.

– Ищи меня теперь за тридевять земель, – сказала Таня, в варежку сгребая со скамейки страшный снег, – всю жизнь ищи! Считай до десяти, тогда найдешь…

И Шишин отвернулся к стенке, стал считать.

«Присниться же такое!» – думал он, проснувшись утром, радуясь, что все ему приснилось, абсолютно все, и к носу поднося, и относя от носа, разглядывал сквозь солнечный щекотный луч ладоши детские, вертя и так, и сяк, считая до дести.

Была суббота. Светом комната полна, как будто воздух пыль позолотила…

– Твоя-то, замуж вышла, знаешь? – в комнату войдя, сказала мать… тю-тю…

Он равнодушно посмотрел на мать, зевнул, и снова стал считать до десяти.

Глава 26

Двенадцать палочек

Здравствуй мой родной, хороший Саня, Сашка мой…