Убить Саламандру

Влад тоже не кушал, завороженно глядя на рассказывающего. На его тарелке, как и на тарелке Анки, лежало несколько закусок, однако ни одна так и не попала к нему в рот за время разговора.

— Всё шло своим чередом, пока в заминку между песнями мы все не услышали сирену. Сначала не могли понять, что происходит, и тогда попросили полностью заглушить звук со сцены, чтобы осознать — это пожарная тревога в Эрмитаже. На площади началась паника: кто-то ломился на выход, другие, наоборот, достали телефоны и пошли ближе к музею, третьи — оставались на месте, не понимая, что происходит. Дыма или огня никто не видел, зато минуты спустя из Зимнего Дворца повалила паникующая толпа, а вдалеке послышались подъезжающие машины скорой.

— Я стоял среди влиятельных людей, поэтому неудивительно, что во время паники нам обеспечили путь отхода, и мы, не задерживаясь, с группой охраны двинулись к автомобилям. Прежде чем нас рассадили, я услышал, что же стряслось в музее, — Сергей Борисович наклонился ближе к Анке и заговорил шёпотом, заставив и девушку двинуться навстречу ему. — Бойня. Именно этим словом назвали происшествие. Позднее в СМИ это так и окрестят — «Золотой бойней», по названию зала, в котором всё произошло.

На мгновение отстранённое выражение лица Влада сменилось на задумчивое, и он кинул тревожный взгляд на второй выход, из которого выпорхнул Макс. Однако это продлилось лишь мгновение, к разочарованию Анки, и парень снова, улыбаясь, уставился прямо в рот Сергею Борисовичу. Но даже эта заминка дала девушке небольшую надежду, что юноша не потерян.

— Журналюги… ой, простите меня, журналисты тогда ещё не понимали, насколько они правы с выбором прилагательного. Тогда это было просто невозможное происшествие, — Сергей Борисович нахмурился и развёл в стороны руки, будто и правда недоумевал. — Днём, среди бела дня, под множеством камер школьница внезапно начала нападать на людей, — тут великан запнулся. — Первой пострадала её мама, находящаяся к ней ближе всего. Девочка просто схватила её за затылок и разбила лицом ближайшую витрину с драгоценными камнями, а потом продолжала наносить удары, пока та не обмякла в её руках. Её пытались остановить другие посетители музея, но она накинулась на них с осколками стекла, кромсая всех, кто подходил близко. Вскрытые горла, раны на руках, порезанные лица — многие истекали кровью. Люди испугались, началась паника и толкучка. Некоторые падали на пол, и по ним бежала ошалевшая толпа. Те, кто стояли дальше, ничего не понимали, но видели окровавленных людей, а позже услышали и сирену — смотрители музея нажали на пожарную кнопку и связались с охраной. Но никто не был готов к такому.

— В какой-то момент девушка резко успокоилась и просто двинулась с толпой в сторону выхода. Удивительно, но столкнувшись с охраной, она без проблем прошла дальше. Никто не заподозрил в маленькой школьнице причину такой паники, а кровь на ней только уверила подоспевших спасателей, что она одна из пострадавших. Девушка спокойно вышла на Дворцовую набережную, где её в последний раз засекли камеры, и сбросилась в Неву. Как решили в полиции, с концами, так как тела не обнаружили.

Сергей Борисович снова наклонился к Анке.

— Её не нашли, Аня. Тебя не нашли, — он сделал упор на слово «тебя», вглядываясь в лицо девушки. В его глазах плескалось неуместное восхищение и возбуждение. В то время как сама Анка сидела бледная, сливаясь со скатертью.

С последними словами Анку словно обухом ударило по голове.

— Что вы имеете ввиду? — в горле пересохло, а губы еле шевелились. Девушка находилась словно в прострации, ощущая себя ещё меньше рядом с огромным человеком, обрушившим на неё всю тяжесть правды.

— Мне жаль это говорить, дорогая Аня, но ответ на твой вопрос про маму: она мертва. И это ты убила её в тот день пять лет назад, а также ещё троих случайных свидетелей, пытавшихся ей помочь. Одиннадцать человек ты ранила, а ещё пятнадцать пострадало при панике, образовавшейся после. Двое погибли в этой давке. Один из них трёхлетний малыш, которого мама не удержала в руках, сбегая вниз по Иорданской лестнице.

Ужас произошедшего накрыл Анку. Она не помнила этого. Даже сейчас, когда мужчина перед ней рассказал всё в таких подробностях, она не могла этого вспомнить. Но вместо этого в голову пришли другие фрагменты того дня.

«Сегодня такой прекрасный день, моя пташка! Давай вместе прогуляемся в музей!»

«О, ты так замечательно выглядишь в новом платье! Мне обязательно нужно будет сшить тебе подобное на выпускной!»

«Не отставай, малышка! После культурной программы у нас намечено Празднование начала лета в кафе-мороженом!»

«Анка, я люблю тебя…»

Последнее мама прошептала с кровью, вытекающей изо рта. Это были не воспоминания, а предательская игра живого воображения, подсунувшего непрошенную картину любимой мамы, истекающей кровью. Она умирала от рук собственной дочери, но продолжала любить её и улыбаться, пока последний выдох не покинул её лёгкие.