Читаем Убю король и другие произведения полностью

— Ну… я что… служба у нас такая… Мы тут на ваших землях нашли — ей-ей, не то, чтобы мы специально чего искали! — изнасилованную девочку… уже с неделю как мертвую, и умерла она, как бы вам сказать, весьма необычным образом: не как это бывает — сначала изнасиловали, а потом убили, — нет… ее, гм, изнасиловали до смерти.

Он держался неуверенно, но говорил ясно и вопреки ожиданиям не злоупотреблял эпитетами.

— Неделю, вы говорите? — переспросил Маркей. — М-да, наше правосудие не спешит… сколько времени прошло… Точно в день моего отъезда — я, знаете ли, отлучался ненадолго… сопровождал друзей… на поезде. В смысле, друзья ехали на поезде… Престранная была поездка! и какое примечательное совпадение — по дороге, мне говорили, также случались изнасилования, ограбление со взломом, представьте себе, и даже два убийства — неизвестно, как это ему удалось… Так вы говорите, изнасилование — и здесь, на землях Люранса?!

Он нахмурился и снова дернул за шнурок звонка.

— Пришлите-ка мне егеря, Матье.

Но стоило тому войти:

— Извините, мсье, — встрепенулся жандарм, перебивая открывшего было рот егеря, — с охраной-то все как раз в порядке: сработали сразу два ружья в капканах, правда, под огонь попал мировой судья — он-то и обнаружил по случайности тело бедняжки, — отправился, знаете, объезжать свои владенья, а тут тебе: бум! бум!… Два выстрела разом, и один как следует зацепил ему ногу!

— Что ж, Матье, выходит, я ошибся, — проговорил Маркей, — бдительность ваша и ваших товарищей вне подозрений. Вас ждет награда… А пока можете идти.

— Видите ли, — продолжил он, обернувшись к жандарму, — я очень строго отношусь к охране собственных земель, а потому, честно скажу вам, удивлен, что здесь могло открыться какое-то преступление! Куда смотрит национальная жандармерия?

— Простите, мсье, — начал тот, — нас пятеро, а охранять приходится восемь коммун, так что…

— Ну что вы, друг мой, я вас не виню, — смягчился Маркей, щедро подливая ему ром.

— Работенка у нас нелегкая, — продолжил жандарм. — Эх, кабы знать наперед! Я ведь до этого так же, как Матье ваш, егерем служил под Сель-Сен-Клу. Ну и дичи же там было, я вам доложу! Так что, если как-нибудь надумаете по болотцам цапель пострелять…

— Вы знаете, я как ни соберусь, все не в сезон попадаю, — отвечал Маркей, — и, честно, говоря, так до сих пор лицензией и не обзавелся.

Жандарм отхлебнул еще, прищелкнул языком и подмигнул.

— Ну, разрешения да позволения — это мы берем на себя! — И звонко хлопнул по перетянутому портупеей животу. — Еще раз простите великодушно что… побеспокоил вас расспросами об этой соплячке: сами понимаете, служба!

— Я прекрасно понимаю, — сказал Маркей, — а потому специально для такого рода дел приказал соорудить отдельную лестницу.

И, знаком пригласив удивленно вытаращившего глаза жандарма встать, взял с письменного стола тяжелый подсвечник в форме револьвера и осветил позолоченную надпись рядом с укромной дверью:

Служебный выход

Сей черный ход выглядел настолько по-парадному, что жандарм, застеснявшись, принялся искать обо что бы вытереть сапоги.

— Не стоит благодарностей, — сказал Маркей, — я воздаю почести не лично вам, а вашему славному мундиру. Когда соблаговолите снова нанести визит, не ошибитесь дверью: вход на эту лестницу отмечен той же самой надписью, которую вы только что прочли. Но подождите, не уходите так сразу — дороги, судя по тому, что вы мне рассказали, нынче куда как небезопасны. Я прикажу подать машину, вас доставят прямо в участок.

И Маркей вернулся в гостиную.

Он поспел как раз вовремя: семеро девиц, предупрежденные генералом о весьма причудливых услугах, которые этим вечером вменялись им в обязанность, нервничали и грозились уйти. Хладнокровный тон Маркея вмиг окоротил подобную решимость, а второй веер голубоватых банкнот и подавно вернул на лица наших граций признательные улыбки. Затем, не вдаваясь в подробности, Маркей объявил, что неотложные дела вынуждают его на несколько часов оставить почтенное собрание, и ужин он скорее всего не застанет, однако пригласил гостей не стесняться этой неожиданной переменой и чувствовать себя как дома.

Генерал потребовал было дополнительных пояснений, но эхо шагов Маркея уже затихало в холле. Батубиус, снедаемый каким-то недобрым предчувствием, выскочил на мостовую — но Маркея и след простыл; только у поворота мелькнули фонари автомобиля и раздалось удаляющееся урчание мотора; доктор не узнает, что ее единственным пассажиром был довольный оказанным приемом жандарм.

Через десять минут пробило одиннадцать.

Дворецкий распахнул двери столовой.

Индиец так и не появился.

Дамы, опершись на руку кавалеров, шагнули к столу.

Там была одна рыженькая, поразительно стройная, покачивавшая копной огненных волос, четыре брюнетки, с бледными или чуть тронутыми загаром лицами, и две блондинки, одна совсем миниатюрная, с пепельной шевелюрой, разделенной на пробор, а вторая пухленькая, вся в аппетитных ямочках на почти прозрачной перламутровой коже.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза