Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

Но мне было интересно.

— У вас в Мексике есть школа магии? — допытывался я.

— Волшебники, которым посчастливилось давным-давно попасть в Ильверморни, и их потомки учат нас кто чему.

— И чему же? — Я слабо представлял учебный процесс без организации, но четко представил себе, как волшебник в какой-нибудь латиноамериканской деревне учит небольшую группку детей-волшебников где-нибудь в сарае.

— Ну да, примерно так, — кивнула моим мыслям мулатка. — Сеньора Лаво учит нас в шатре, но в сараях тоже часто учат.

— Ты легилимент? — ужаснулся я.

— Что? — нахмурилась мулатка.

— Ты читаешь мысли! Про сарай.

Слепая растянула полные губы в усмешке.

— Я жрица культа вуду, я еще не такое умею, это тебе не ваши пафосные взмахи палочкой. Поэтому, купи куклу, поддержи школу магии.

Но я покачал головой.

— Без обид, латинос, но я не верю в вуду. Я из Хогвартса, там другие фишки, половину из которых ты просто не выговоришь.

Молодая жрица вытащила из телеги потрепанную куклу и, быстро выдернув у меня волос, сунула его в пришитый к кукле карманчик и, не успел я и рта раскрыть, как шустро проткнула тряпичную руку куклы длинной иглой.

Я вскрикнул от боли и обхватил рукой запястье. Из центра ладони на землю хлестала кровь.

— Ткнуть тебя еще куда-нибудь? — сладко спросила жрица, повертев новой иглой в районе паховой области куклы.

— Я уверовал в вуду, о великая жрица, — панически воскликнул я. — Перестань!

На мой крик подоспела подмога. Из шатра, звякнув шторкой из монеток, выглянула рослая чернокожая женщина, в алых одеждах и не меньше чем с двумя десятками цепочек и ожерелий на длинной шее.

— Палома! — рявкнула женщина. — Ты опять пытаешь покупателей?!

— Нет, сеньора Лаво, — соврала мулатка.

Слепая жрица тут же вытащил иголку, и я почувствовал облегчение. Кровь тут же остановилась, а на ладони не осталось и ссадины.

Туристы, восприняв магию вуду за очередной фокус, а меня — явно за актера, зааплодировали.

— Зайди внутрь, — шепнула темнокожая женщина, встав за прилавок.

Палома послушно зашагала к шатру, нарочно минуя меня.

— Приходи к нам ночью, — шепнула она. — Я тебе еще не такую магию вуду покажу.

Треснув ученицу своей шалью пониже спины, сеньора Лаво оперлась на прилавок и наклонилась ко мне.

— Не злись, англичанин, — сладко произнесла она. Пахло от ведьмы шафраном и куреньями. — В нашем шатре нет мужчин, не воспринимай ее приставания.

Четыре девушки, во главе со слепой Паломой, выглядывали из шатра, внимательно изучая меня взглядами.

— Да вы боги маркетинга, — потерев ладонь, сказал я. — Но куклу куплю, похвалите ученицу за талант продавца.

Сеньора Лаво лучезарно улыбнулась и подвинула ко мне корзину.

— Выбирай.

Пока я рылся в корзине, выбирая себе куклу (хотя, они все были одинаково уродливыми), теплая рука ведьмы дотронулась до моей щеки.

— Да ты играл с самой смертью, юный кровопьющий англичанин, — шепнула мне сеньора Лаво. — Тебе не место здесь, поезжай обратно.

Я вздрогнул.

— Тебя ждут потери, обман и предательство, если будешь верить этому человеку, — проговорила ведьма. — Поезжай домой, твое место рядом с белобрысым.

Никогда особо не доверяя предсказаниям, даже подробным и настоящим, я отнял руку сеньоры Лаво от своей щеки.

— Вы бы лучше про любовь мне рассказали, — фыркнул я.

— Не расскажу, тебе будет неприятно это слушать.

Я закатил глаза.

— Сколько с меня? — спросил я, когда ведьма сложила в бумажный пакет тряпичную куклу, длинную иглу в стеклянной пробирке и крохотный пузырек с красивым зельем, отливающим в пузырьке розоватым перламутровым блеском.

— За куклу — шесть галлеонов, за иглу — галлеон, за Амортенцию — шестнадцать сиклей.

— Я не покупал приворотное зелье, — отрезал я.

— Бери, — надавила сеньора Лаво. — Потом будешь меня искать, чтоб благодарить.

Повержено вздохнув, я достал кошелек.

— Долларами можно?

*

На гуляние по рынку я потратил в общей сложности около шести часов, и то, кажется, осмотрел далеко не все закоулки. Воздержавшись от покупки набора для общего сглаза в «Лавке Недугов и Проклятий», я свернул в очередной раз на главную улицу.

Вечерело, поэтому рынок освещали лампочные гирлянды, свечи и даже старые керосиновые фонари. Синий шатер сеньоры Лаво походил на абажур для лампы, словно светясь изнутри теплым оранжевым цветом.

И именно когда начало темнеть, я заметил на главной площади знакомую низкорослую фигуру, выкатившую к дороге большую телегу с обветренными кусками мяса и костями.

— Человечина! Свежая человечина! Вчера еще бегала!

— Я должен был догадаться, что «почву ты прощупываешь» именно здесь, — хмыкнул я, приблизившись к телеге.

Наземникус вздрогнул и повернулся ко мне. На его животе красовался черный фартук с причудливым рисунком: голова козла, заключенная в пятиконечную звезду.

— Ты что здесь забыл? — без приветствий спросил Наземникус, поправив грязными руками кусок вырезки. — Я тебя в отеле оставил.

Я наклонился к мясу и принюхался.

— Это не человечина, — заключил я, подняв взгляд. — Это свинина.

— Да тише ты, — шикнул Наземникус, широко улыбнувшись магловским туристам. — Человечинки? Пять фунтов за двадцатку. Хрящи в подарок, у нас акция.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза