Училище на границе

Мой смех с соседней кровати услышал Апор и встал коленом на край моей кровати.

— Что это вы? — с удивлением взглянул он не столько на меня, сколько на Середи.

— Ничего, — ответил я. Но все же вновь повернулся к Середи. — Расскажи еще раз.

Середи повторил только возмущенное и презрительное заявление ученика: «Так нет же смысла, если «мощи», — и угрожающий вопрос учителя: «Мощи???» — трах, горяченькая по загривку. Во второй раз я засмеялся еще громче. Апор же ничего не понял. Но тут по сигналу тревоги все попрыгали в свои постели.

Я не жалел о том, что Апор ничего не понял. Он учился в классе «Б» и был весьма неприятным, высокомерным типом. Если он и заговаривал со мной, то только затем, чтобы чем-нибудь похвастаться. На рассвете дневальный невзначай разбудил и его вместо с нами, и он уже начал одеваться в темноте, прежде чем спохватился, что ему никуда не надо спешить. Бормоча проклятия, он юркнул обратно в постель, но заснуть уже не мог.

Дрожа от холода и чувствуя, что глаза слипаются от сна, я тем не менее довольно хмыкнул про себя.

А потом, когда мы вышли в умывалку, рассказал про это Середи.

— Да? Апор? — Середи взглянул на меня из-под крана, но оставил голову под струей, он зяб, а холодная вода в конечном счете разогревает человека. В такие моменты разговаривать с ним не имело смысла. В умывалку вошло еще несколько человек с полотенцами вокруг пояса, с мылом и кружками в руках.

До общего подъема оставалось еще четверть часа. Когда дверь умывалки открывалась, на ближние кровати падал электрический свет. Мы с Середи выскользнули обратно. Медве еще только шел умываться, несколько раньше я видел и Тибора Тота, они собирались в капеллу. Слабые шорохи и наше шарканье бесследно растворялись в глубокой тишине; все крепко и сладко спали. Одеваясь, я совсем уже согрелся.

Я набросил на себя шинель и вышел в коридор. Мы управились чересчур быстро, я мог бы поспать еще шесть — восемь минут. Как Медве. Только он уже натренировался, а я мог бы и проспать. Хотя тогда меня растолкал бы Середи. Я облокотился о подоконник у распахнутого окна.

Пошел шестой час, было утро, среда, седьмое ноября. В бесконечном коридоре, где я стоял, горело несколько неярких ламп. Здесь тоже между окнами висели картины, старые генералы: Радецки, Йенё Шавояи. Оголенные деревья за зданием только угадывались в непроглядной тьме. Меня передернуло от холодного предрассветного воздуха. Я выпрямился и сунул руки в карманы. И снаружи и внутри весь мир спал, было тихо, темно и безлюдно в пустынном коридоре, и все же, словно заслышав далекий шум ветра, я беззвучно начал мурлыкать некое подобие марша. Через пять минут будет подъем, конец моему одиночеству, я явлюсь к Шульце, и вновь начнется катавасия. Я не жалел об этом. Ибо я почувствовал глубокое умиротворение, какое-то невыразимое, неведомое дотоле спокойствие, и это чувство не надо было даже удерживать, я знал, что теперь уже оно меня не оставит.

Без четверти шесть, на построении, перед тем как сойти вниз, пришедший из капеллы Медве не встал сразу в строй, а что-то доложил унтер-офицеру.

— Что такое? — нахмурившись, переспросил Шульце.

Медве доложил, что господин унтер-офицер Таннер приказал ему идти на рапорт за то, что он разбил окно в коридоре.

— Зачем же вы его разбили?

Медве тихо и почти спокойно ответил, что окно разбил не он.

— Так кто же?

Голос Шульце непривычно зазвенел. Медве не отвечал. Шульце с еще более удивительным спокойствием тихо сказал:

— Отвечайте.

— Один господин курсант четвертого курса, — столь же тихо ответил Медве.

— Встаньте в строй!

Шульце уже снова говорил своим обычным голосом. Больше он Медве ни о чем не спрашивал и, не сказав больше ни слова, вышел из спальни. Драг не посмел скомандовать «вольно» на свой страх и риск, да и не хотел, и мы продолжали стоять по стойке «смирно», немного расслабив ноги в коленях. Потом — прошло минуты две-три, а Шульце все не приходил — мы зашевелились, послышался шепот. Мы не знали, что Шульце сделает с Медве, но испытывали облегчение уже потому, что добрались до построения. Оставалась еще только зарядка, а потом завтрак и класс, так, собственно, мы и покончим еще с одним «днем Шульце».

16

Место Медве было на левом фланге первого взвода, во второй шеренге. Срединный двойной ряд кроватей от ряда кроватей у стены отделял довольно широкий проход, когда рота выстраивалась там утром, Медве, чтобы встать на свое место, вернувшись из капеллы, приходилось идти перед строем всей роты. Ему это не правилось. Казалось, все смотрят на него глумливо и презрительно. Он уже знал это чувство и старался сносить его с безразличным выражением на лице.