Учись слушать. Серфинг на радиоволне

Всю жизнь Люся сначала собирала, а потом хранила открытки с изображением Лемешева. Пересматривая старые фотографии, мы вдруг обнаружили поразительное сходство между Лемешевым и моим папой Львом. Вот как вершатся наши судьбы!..

Мы жили в Большом Гнездниковском переулке, в первой московской высотке, доме Нирнзее, построенном в 1913 году. Свой небывалый многоэтажный проект Эрнст-Рихард Нирнзее назвал «домом дешевых квартир» или «домом холостяков». Там внутри пересекались длинные светлые коридоры, по которым милое дело гонять на самокате, а по сторонам, как в гостинице, располагались «типовые жилые ячейки».

На пятерых у нас была несказанно светлая однокомнатная квартира с огромным окном, глядящим на Тверской бульвар, предназначенная для одинокого служащего. Поэтому ничем не огороженный санузел стоял прямо посреди крошечной кухни. Бабушка жарила гренки, обваливая хлеб в яйце. А ты сидел на унитазе и уплетал жареный хлебушек прямо с пылу с жару.

Со временем бабушка позвала из столярной мастерской одноглазого плотника Котова, и тот, повозившись денек-другой, окружил унитаз деревянными стенками.

Здесь по сей день живут, пошли им бог здоровья, герои моих радиопередач, и я нередко захожу туда, охваченная священным трепетом, вдыхая запахи детства, чтобы записать какой-нибудь душевный разговор под стаканчик-другой кагора. Или просто побродить по лестницам и коридорам, потоптаться под дверью бабушки Марфуши, которая собирала серебряные обертки от чая. Она шила юбки всему этажу и ввязывала туда крючком серебряные чайные обертки – для красоты. Две наши юбки, моя и Люсина, потом еще долго хранились на антресолях.

Говорят, после революции в Доме селились одни партийцы. Да нет, в любые времена – кто здесь только не жил и не бывал! Среди первых большевистских жильцов дома присутствуют даже таинственные члены ордена тамплиеров, в квартире бывшего торгпреда СССР в Англии Н. Богомолова на пятом этаже происходили их тайные совещания и посвящения. Ходят слухи, сам архитектор Нирнзее был теософом и умышленно затеял это строительство, желая отыскать золото тамплиеров, зарытое в Гнездниках.

В год рождения Люси, когда наш «московский тучерез» праздновал свое десятилетие, Булгаков знакомится тут со своей второй женой, а потом и с третьей! Дом Нирнзее он называет «заколдованным домом». Мастер из одноименного романа Булгакова идет за еще незнакомой Маргаритой, судя по описаниям – явно по Гнездниковскому переулку. В том же доме, напротив квартиры поэта и художника Давида Бурлюка, гостил Маяковский. Сам Председатель Земного Шара Велемир Хлебников, поэт и ясновидец, размышлял тут о судьбах человечества, о том, как покончить со всеми войнами, с войной вообще, и объединить континенты. Выстраивая грандиозную концепцию «Всемира», Хлебников мечтал и о роли, которую в этом сыграют такие изобретения, как радио. Вид на Москву с нашей крыши легко узнаваем у Ильи Ильфа, Евгения Петрова, Валентина Катаева…

Мой дом был испокон века населен интеллектуалами всех мастей, инженерами, философами, врачами, журналистами, актерами, учеными, футуристами, аэронавтами, даже одним замдиректора Музея фарфора!

Фото Олега Горяйнова

Дом Нирнзее, Большой Гнездниковский переулок

Мой тучерез, дом-каланча, дом-крыша, вместивший в себя такое обилие событий, что его история кажется неправдоподобной. Легче сказать, чья нога не коснулась метлахской плитки на полу подъездов этого дома, чем назвать имена людей, чьи голоса и шаги звучат и поныне в его гулких коридорах.

Первый московский небоскреб вошел в историю не просто Москвы, но – мира, ибо все дороги ведут не столько в Рим, сколько в наш дом. Дом-корабль, Дом-призрак, Дом-океан вобрал в свою космическую память судьбы его обитателей, их взлеты и низвержения, любовь и разлуки, надежды, которым не суждено было сбыться, пики счастья и вершины трагедии тех, чья слава не померкла с годами, и тех, что исчезли как солнечные тени на стенах их квартир, когда пришел вечер.

На крыше этого дома я провела свое детство[7].