Учитель драмы

Пока мы ждали на светофоре, он вложил свою руку в мою и прижался ко мне, чтобы согреться — такого не было уже много лет.

* * *

Следующей остановкой был «Бульвар», потому что Аптон сказал, что уже можно начинать развешивать постеры «Современных трагедий», а еще я нуждалась в тихом месте без Фрэнсиса — для телефонного разговора, который был стержнем моего плана.

Я сказала Джио, что мне нужно выйти на минутку.

— Ты не против подождать здесь? Может, ты поможешь мне размотать вон те провода в коробке? Обматывай их вокруг ладони, как я тебе показывала, хорошо?

Он согласился, и через минуту я уже стояла в коридоре, рядом с бюстом Цзяо Синтао[119], целиком слепленным из упаковок от жвачки, и набирала номер, который нашла в списке на RandallMuellerRealty.com. Я очень долго слушала гудки, а потом попала на голосовую почту. Я подозревала, что Рэнди отслеживает звонки. Должно быть, я его до чертиков напугала своим нью-йоркским номером. Возможно, он даже подумал, что ему звонят из «Бахрама», чтобы устроить повторный допрос на полиграфе.

Я снова начала набирать его номер, когда услышала чей-то голос:

— Марианна.

Когда я подняла глаза, то увидела, что в мою сторону шагает Вик.

— Виктор. Привет. Вот это сюрприз, — сказала я, пролистывая сообщения на своем телефоне. Пока я дозванивалась Рэнди, я пропустила сообщение — геолокация Виктора сообщила, что он находится в здании.

— Я видел вас по камерам, — сдержанно и озабоченно сказал он.

— Вы видели меня в аудитории? Прямо сейчас? С Джио?

— Ну да, я просто был неподалеку. А Генри как раз тестировал новую функцию камер — они теперь реагируют на движение. Когда кто-то заходит, они включаются.

— Вы пришли специально, чтобы увидеть меня?

Рационально я понимала, что «Бахрам» подозревает Рэнди, а не меня. Но мне все равно было некомфортно оставаться с Виктором один на один.

— Я приходил к вам домой вчера вечером. Я переживал, что слишком надавил с Сингапуром. Вы, очевидно, понимаете, почему я хочу, чтобы вы туда поехали.

Я неопределенно улыбнулась.

— Я это к тому… — сказал он и сделал шаг вперед, оказавшись слишком близко: руки и ноги онемели от страха, — что мы слишком долго плясали вокруг да около.

— Да, — сказала я, чувствуя, как разум отделяется от тела. Я смотрела мимо него, на скульптуру из жвачки, и красные стрелы на ней будто бы начали приобретать объем.

— Но я знаю, что вы тоже это чувствуете. Я вижу, как застенчиво вы себя со мной ведете. С другими родителями вы не такая. А потом вы подписались на меня в соцсетях. Я понимаю, что это неправильно, поверьте мне. Я был пострадавшей стороной в такого рода делах. Я знаю, что это сделает с Фрэнсисом и Камиллой. Я как будто бы обманываю ее, испытывая к вам все эти чувства…

Я отвернулась от скульптуры как раз в тот момент, когда его лицо оказалось совсем рядом с моим. Мой рот приоткрылся от удивления, и он поцеловал меня прямо в него, воспользовавшись этой возможностью. Я высвободилась из его рук, когда они обвились вокруг моей талии.

— И то, как вы обращаетесь с Габи. Как вы выделяете ее. Камилла с моей дочерью даже более холодна, чем со мной. — Он все еще крепко меня держал, прижав спиной к стене. — Мой брак стал казаться мне займом, который я взял по собственной глупости. И теперь я должен расплачиваться за него до конца своей жизни…

— Вы хороший отец, Виктор. Вы действительно всегда рядом со своим ребенком, — сказала я и положила руку ему на грудь, отстраняя его.

— О, — неловкость этого момента возрастала с каждым дюймом, который добавлялся к расстоянию между нами. — Я просто хочу, чтобы для нее все стало хоть немного проще. Когда она потеряла Мелани… — Его глаза покраснели.

— Мне так жаль, Виктор. Очень жаль. Должно быть, вам невыносимо одиноко.

Он, кивая, достал из кармана носовой платок.

— Я все еще скучаю по ней, по Мелани. Я правда думал, что Камилла станет для меня вторым шансом. В этот раз я решил быть более внимательным. Более снисходительным…

— Мне действительно жаль, — повторила я, испытывая неподдельное и самое глубокое в жизни сожаление. — Я бы очень хотела сделать что-нибудь, чтобы вам стало легче. Что-нибудь, но только не это. Этого я не могу сделать. Я правда пытаюсь выстроить жизнь без лжи вместе с Фрэнсисом.

— Мне так стыдно, — сказал он, мигая, будто очнувшись от какого-то дурмана, — вы себе не представляете. — Он сказал что-то про то, каким же уродом я теперь должна его считать. Каким извращенцем.

— Я тоже проявляла к вам слишком много нездорового интереса. Поверьте мне, — сказала я. — Но сейчас я предпринимаю все возможное, чтобы с этим бороться.

После того как Вик ушел, я заблокировала идентификатор вызывающего абонента на своем телефоне и набрала номер еще раз.

— Здравствуйте. Рэндалл Мюллер. — В его голосе больше не было прежней хаотичной развязности. На заднем плане не было слышно обычного адского грохота.

— Рэнди?

— Кто это?

— Я…

— Я спросил: «Кто это?»!

— Рэнди, я понимаю, это тяжело…

— Грейс? Мать твою, Грейс?!

— Да.

— Чего ты хочешь?! Где ты?

Я уже собиралась сказать, что в Нью-Йорке, но он перебил меня.