Учитель драмы

— Ты хочешь сказать, что его до сих пор нет дома? — спросила она.

Я соврала и сказала, что он просто выскочил за хлебом.

— Понятно, — она задержала на мне взгляд секунд на десять дольше обычного. Давала понять — намного более реалистично прозвучало бы, если бы я сказала, что он ушел в пьяный загул.

Когда Шардоне ушла принять ванну, прихватив с собой свою тезку, я вышла на улицу под ледяной дождь, чтобы подождать папу на остановке.

Была почти полночь, когда я увидела его в окне приближающегося автобуса.

Первой моей мыслью было: «Что за колдовство?» Папе сделали полную вошь-эктомию. Я не видела его настолько гладко выбритым со времен наших походов в церковь на острове. Он был одет в клетчатый пиджак и темно-красные брюки, которых не было раньше в его гардеробе. И, как бы невероятно это ни было, он выглядел подтянутым. Ему бы еще ремень и как следует отоспаться, и он мог бы произвести впечатление человека, который ест яичные белки и проплывает сто дистанций в день. Он болтал с двумя пассажирками — одна из них выглядела так, будто сейчас его задушит, а другая — будто она с радостью родила бы ему детей.

Он сошел с автобуса, смеясь, как непоседливый школьник. С облегчением я пробормотала приветствие.

— Ты просто чудо! — сказал он. — Все было как по нотам!

Я не могла сдержать улыбку.

— Мой ключ у тебя?

— Да вот он, здесь. Пошли. Нам нужно это отпраздновать. На этот раз выпивка с меня.

Я думала, что мы, как всегда, пойдем в его обычное место. Но вместо этого я сидела напротив отца в шикарном джентльменском пабе, который никогда раньше не замечала. Посетителями были красивые, хорошо одетые пары.

Папа поставил передо мной бокал сидра. Он весь искрился.

— Столько всего произошло.

— Начинай сначала, — сказала я в нетерпении.

— Хорошо. Чай. — Он отпил из своего стакана и оперся на одну ручку стула. — Я пожаловался на свой стол и попросил дать мне тот, что был рядом с Альбиной Пенн-Кокс. И она была так близко, что я почти чувствовал запах ее Эрл Грея, а из-за пара от ее чайника у меня практически запотевали очки. Я заказал всего один бокал шампанского, и тут очень чопорный голос говорит: «Я так полагаю, вы были на выставке в Национальной галерее?» Она заметила ту книгу, которую ты мне дала.

Я кивнула, довольная собой.

Папа положил ногу на ногу.

— А я говорю: «Я так полагаю, вы тоже. И как вам понравилось?» Потому что помни — всегда давай этим людям высказать мнение. А затем сдержанно соглашайся с ними, чтобы они почувствовали себя понятыми. Или сыграй дурочку, чтобы они почувствовали себя особенными. Хотя лучше всего, конечно, и то и другое одновременно.

Я поразилась тому, что мы будто учимся друг у друга. Быть отмеченной собственным отцом было приятнее, чем обычно. Мы как будто стали равными.

— И что она сказала?

— Она сказала, что ей нравится, как Сарджент пишет руки — и очень долго распространялась о том, как они невероятно прекрасны и выразительны. Она художница. Твоя Альбина Пенн-Кокс.

— Я тебе это говорила.

— Ну, было важно, чтобы она сама мне это сказала.

— Ты пригласил ее за свой стол?

— Она, в конце концов, современная женщина, твоя Альбина. Она попросила меня присоединиться к ней. И вот я уже ем ее булочки с маслом, а она жалуется, что ее собственные акварели слишком слащавые. И я подстраиваюсь под язык ее тела — приглаживаю салфетку так же, как она, наклоняю голову, когда она наклоняет свою. Говорю: «О, вы просто слишком скромны. Я бы с удовольствием посмотрел на них». А она начинает шутить: «Ну, я бы показала вам, но они в моей студии в Шотландии, а я только сбежала оттуда».

— Дай-ка угадаю, ты сказал, что тоже художник?

— Да я забор не могу нарисовать. Но я сказал, что тоже беглец — покинул Америку, чтобы не заниматься семейным бизнесом.

Уголки моих губ опустились.

— Значит, она не собирается возвращаться в Клашердон? Как ты думаешь, может, через какое-то время она все равно позволит мне там остаться?

— Может, очень даже скоро. Кто знает? Она на шесть месяцев уезжает во Францию, а потом еще на четыре в Испанию. Потом она поедет домой. Главное, что я теперь ее муза. Я позировал для нее прошлым вечером, — в его глазах пробежала знакомая грязная искорка. — И она попросила меня поехать с ней за границу.

У меня во рту пересохло. На меня накатила тошнота.

— Ты уедешь из Англии?

— А разве это не то, на что ты надеялась?

— Ха, — это был скорее не смех, а сдавленный выдох. — То есть тебя совсем не беспокоит твой паспорт?

— Никогда не узнаешь, насколько он хорош, пока не попробуешь.

Я смотрела на остатки своего сидра.

— А что насчет меня? Шардоне не оставит меня в качестве соседки. Может, мне стоит пораньше переехать на север? Альбина одолжит тебе сколько-нибудь денег? Чтобы покрыть аренду комнаты в общежитии?

Он неопределенно покачал головой.

— Над этим мне еще нужно поработать. Хотя бы для начала я должен показать ей, что способен платить за себя сам.

Я потерялась в собственных мыслях, размышляя о том, как глупо было с моей стороны оставлять место для себя в фантазиях отца.

— Почему бы тебе не остаться у этой твоей подруги?