Учитель драмы

Доехать до большинства из этих городов без машины было примерно как долететь до открытого космоса без ракеты, так что я остановилась на Чикаго из-за развитого общественного транспорта. Я сказала себе, что дети будут играть в лакросс. А я постараюсь занять высокую социальную позицию, заявив, что имею близкие связи с Обамой.

В ту неделю, когда я решила объявить о разводе, я позвонила в отель «Плаза» и пообещала им отдельную статью и бесплатную рекламную полосу в обмен на абонемент в «Номер Элоизы».

Официально я была журналисткой, которая «собирала материал» для сайта о путешествиях под выдуманным названием «Иди сюда».

Неофициально, я собиралась использовать роскошные, созданные для детей апартаменты, чтобы подсластить новость о нашем с Рэнди разводе.

Проживание в номере само по себе стоило две тысячи долларов за ночь, но отель не остановился на одной бесплатной ночи. Фитц еще сходил на дополнительное занятие по этикету в чайной комнате. Менеджер дал Китти реплику халата Элоизы с монограммой.

Когда я звонила в обслуживание номеров, ко мне в дверь постучался кто-то из пиар-отдела.

— О, здравствуйте, — проговорила я неуверенно, ожидая, что она обнаружила, какие дерьмовые рейтинги у сайта «Иди сюда».

Но, к моему облегчению, она пришла, просто чтобы предложить мне бесплатное шампанское и трюфели, а еще ярко-розовую папку, полную пресс-релизов. Я отблагодарила ее вопросами про Бетси Джонсон, которая разработала ковер с принтом зебры и конфетные обои.

— А как тебя зовут? — спросила женщина, нагнувшись и обращаясь к Китти.

— Китти! — радостно ответила моя девочка, потому что я до сих пор не нашла в себе смелости сообщить ей, что теперь она Катарина.

— Такое же было прозвище у Кэй Томпсон, — сказала девушка из пиара, — автора «Элоизы»!

Я запихнула трюфель в рот Китти, пока она не успела сказать еще чего-нибудь, и уверила девушку из пиара, что свяжусь с ней для финального утверждения, прежде чем «статья» выйдет в свет.

Несмотря на то что все висело на волоске, проще было чувствовать себя оптимистично в роскошной обстановке. Все утро мы с детьми валялись на египетском хлопке и смотрели платное телевидение, откинувшись на ярко-розовое кожаное изголовье кровати. Мы дремали, ели руками. В какой-то момент мы перестали чувствовать запах роз, которые украшали все поверхности.

На закате, распахнув шерстяные шторы, я увидела, как городские огни отражаются в пруду, и предложила погулять по Центральному парку.

Но страх сцены настиг меня, и я с трудом выдавливала из себя слова. Сначала провалилась моя попытка произнести слово «развод» после короткой игры под лунным светом на детской площадке. Я снова испугалась, когда мы ели мороженое в кафе.

В качестве последней попытки я согласилась на прогулку в карете с кучером, слегка похожим на молодого Оза.

Мы проезжали мимо Тайм-Уорнер-Центр[66], когда я подняла глаза на высокие стеклянные башни.

— А они всегда так выглядят? — спросила я у водителя. — Ни на одном этаже никого нет.

— Ага, — подтвердил он, оторвавшись от пришедшего ему сообщения (минут десять он ехал, держа телефон в одной руке, а вожжи — в другой). — Они принадлежали… Как вы это называете, базовые корпорации?

— Газовые корпорации?

— Да, точно. Газовики. Греки и русские, наверное. Китайцы еще. Но никто здесь не живет. Владельцев арестовали.

— За что?

— Военные преступления, думаю. И, может, мошенничество?

В тот момент я поняла, что Манхэттен сам стал одной большой «Плазой»: культовое место с таким уровнем роскоши, какой могут себе позволить только иностранцы. Огромные количества иностранной валюты свободно текли сквозь этот город, и никто не знал и не задавался вопросом, откуда они взялись. Меня должны были испугать слова «арестованы» и «мошенничество», но я почувствовала только уверенность.

Марианна и Грейси/Трейси тоже в каком-то смысле были газовыми корпорациями. Они оставляли после себя прерывающийся, сложный бумажный след, все это время защищая мою настоящую личность от судебных тяжб. Теперь, когда Грейси Мюллер мертва, у разнообразных следопытов вечность уйдет, чтобы проследить ее путь до моего имени, данного при рождении. Им придется просматривать деловые бумаги и судебные документы в трех странах, что даст мне достаточно времени и тревожных звоночков для побега.

Фитц смотрел на яркие огни здания 15 по Централ Парк Уэст.

Китти, одетая в ярко-зеленую кофту, уютно устроилась у меня под боком.

Зачем уезжать? Вот о чем я подумала. Если Нью-Йорку и не хватало расстояния от Вудстока, то оно полностью компенсировалось анонимностью. На Манхэттене Кит будет лишь очередным ребенком в коляске, которую нужно обойти. А я буду еще одной женщиной средних лет, невидимой ни для кого, кроме мужчин из низшего класса, свистящих вслед с криками: «Эй, Мама!» или: «Хотелось бы мне попробовать эту сладкую белую киску».

На следующее утро, когда мы прямо в кровати ели французские тосты с яблочным конфитюром, я напрямую спросила детей, знают ли они, зачем мы поехали в Нью-Йорк.

— Мы приехали на отдых, — сказал Фитц.