Учитель драмы

Путешествуя в одиночестве, я испробовала на себе все, что бедовые юнцы считают «трансцендентным опытом»: забегаловки и хостелы, мопеды, тук-туки[68] и сонгтхэу[69], омлеты с галлюциногенными грибами и десять видов диареи. Я ела красные бананы, утиные яйца с зародышами и острые супы с потрохами. Пила шоты по бату[70], имодиум и свежевыжатый сок из сахарного тростника. Мыла слонов и гонялась за обезьянами, укравшими мои очки. Я подружилась с другими такими же будущими студентами, которые взяли год отдыха: они носили дреды, индийские шаровары, без конца фотографировали и использовали слово «кайф» в качестве описания. В Луангпхабанге[71] монахи застали меня купающейся в водопаде и подняли на смех. Как-то в храме Ват Фант Тао я увидела объявление на английском языке: «ОПАСАЙТЕСЬ МОШЕННИКА В ЭТОМ ХРАМЕ. ЭТО ТАЙСКИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН, ХОРОШО ОДЕТЫЙ» — и в этот момент неожиданно почувствовала, что скучаю по отцу.

Большую часть времени я находилась в поиске банкоматов, потому что постоянно балансировала на грани абсолютной бедности. Отец обещал вернуть взятые у меня деньги, делая регулярные зачисления на банковский счет, который специально открыл для этих целей. В Камбодже я снимала со счета риели[72] на рынке Пномпень, среди запахов дуриана и жареных тарантулов. В Бангкоке я прибилась к группе ребят с рюкзаками, ходила с ними по липким полам баров «Нана Плаза» и снимала баты, пока они наблюдали, как тайская женщина стреляет мячиками для пинг-понга из вагины. На Пхангане[73] работающий банкомат порадовал меня больше, чем ежемесячная вечеринка для укурков и прочих идиотов на пляже Хаад Рин.

Каждый раз нервничала, когда собиралась снять деньги. Я не знала, каким образом мой отец добывает наличные — просто берет их у Альбины или как-то крадет. И поскольку у меня никогда не было уверенности насчет состояния своего счета — по пути в Лаос через Чианг Май и Чианг Рай запасы только сокращались — было невозможно планировать бюджет. Я постоянно сомневалась, хватит ли мне в следующий раз даже на самое необходимое — спрей от комаров, двойную визу, дополнительную прививку от гепатита в местном Красном Кресте.

Я почувствовала себя вымогательницей, когда во Вьентьяне отыскала, должно быть, единственное интернет-кафе во всем Лаосе, и написала папе на почту, которую сама же ему и заводила:

Дорогой папа!

Расплатишься чеком или наличными?

Шучу. Я пишу, чтобы поблагодарить вас с Альбиной за последнее финансовое вливание, без которого я, наверное, до сих пор была бы в Бангкоке и искала бы должность девочки на барной стойке.

Как ты и просил, я записываю все свои расходы, даже самые мелкие. К этому моменту я израсходовала четыреста восемьдесят шесть (четыреста восемьдесят семь, если считать это интернет-кафе) фунтов. Больше всего денег у меня ушло на нелегальные наркотики и вход на ночные вечеринки, на которых иностранцы блюют и срут на пляже. Снова шучу. Я трачу примерно девять фунтов в день на еду, пять на жилье, три на транспорт и по меньшей мере десять тысяч на имодиум.

К слову об этом, я встретила милого немецкого парня, когда путешествовала на мопеде по горам Фо. А потом я поела сырых овощей. При расставании он сказал: «Все могло бы быть очень романтично, если бы ты контролировала свой кишечник».

Говоря о романтике, я надеюсь, что у вас с Альбиной все хорошо. Мне не терпится узнать побольше о вашей поездке, но я пойму, если вы слишком заняты, чтобы ответить. Представляю, как вы кормите друг друга стейком, смотря в глаза. Или, может быть, попиваете аперитив посреди тех самых гор с картин Сезана, которые ей так нравятся.