Учитель драмы

— Ты не думала о том, что церковь могла отказаться принять ее тело? — спросил Оз, когда я вернулась за стол. — Из-за того, что она была самоубийцей. Каждая жизнь священна, и все такое? В викторианские времена самоубийц хоронили на перекрестках с пиками в сердце.

— И актеров тоже.

— Правда? — сказал он, положив лодыжку на колено и скромно скручивая под столом косяк с гашишем.

Я кивнула.

— Думаю, мы все узнаем, когда дойдем до кладбища. Вообще-то я тут подумала, не проведать ли нам сначала мой старый дом? Это по пути. — Я ничего не взяла, чтобы положить на могилу матери. Мне вспомнилось, что сейчас сезон лилий, и подумала, не срезать ли несколько штук с нашей клумбы.

— Ты босс, — сказал Оз.

На улице, у выхода из паба, я взяла у Оза косяк, сжала между большим и указательным пальцами и затянулась.

— Это какой-то другой сорт — не такой, как обычно? — спросила я, выдыхая серовато-синий дым, который хорошо сочетался с «безоблачным» ирландским небом.

— Гашиш? Такой же, как и всегда, — сказал Оз, наклонившись, чтобы поцеловать меня и забрать свой косяк.

Но эффект был не такой, как всегда. Я была под кайфом, но не расслаблена. Мои мысли путались, а не свободно витали. Мои ноги подкашивались, а во рту пересохло.

Оз поймал такси, и я рухнула на заднее сиденье с мрачной обреченностью.

Я целых два раза проверила адрес на почтовом ящике. Дом выглядел гораздо меньше и бледнее, чем в моих воспоминаниях. Это был просто невыразительный одноэтажный домишко, покосившийся и осевший под своей собственной тяжестью. Я все пыталась высмотреть в окнах ее занавески с широкой бахромой. Я бы в жизни не поверила, что это та же самая постройка, если бы не пустой участок по соседству, где мама, как я помню, устраивала для нас с Клири «магазин сладостей»: в этой игре были обычно задействованы мамины весы, банки от варенья, пластиковые деньги и пакет пробок от кока-колы. К моему разочарованию, даже кусты лилий куда-то подевались.

— Никого нет дома, — сказал Оз, постучав в дверь. — Мне нужно пописать. Что там сзади?

— Поле с коровами. Ясным днем можно увидеть Воздушный клуб Лимерика.

Я задумалась, не было ли обидно моему отцу жить в такой близости от частных самолетов и каждый день видеть доказательство того, насколько хорошо устраиваются люди побогаче.

— Значит, следующая остановка — кладбище? — спросил Оз, когда вернулся.

Я кивнула, обливаясь холодным потом.

Стая пятнистых травников пролетела у нас над головами, направляясь к реке Шаннон. Я закрыла глаза и застыла, переваривая этот винегрет из эмоций.

Когда мы уже развернулись на запад, чтобы вернуться в город, я остановилась и увидела, что вниз по улице бежит женщина. На ней были фартук и желтые резиновые перчатки, а через плечо была перекинута простыня.

Она замедлила шаг, когда подошла ближе, и на лице у нее читалось сомнение. Может, она подумала, что Оз — цыган, который ищет медные провода, чтобы сдать как цветмет? Но потом я поняла, что ее неуверенный вопросительный взгляд направлен на меня.

— Эрин Эйлиш?

Я всегда представляла себе, как эти четыре слога вернут меня домой. Но я не почувствовала умиротворения. Или успокоения. Только невыносимую утрату, а затем — удушающий стыд.

— Эрин? Это ты?

Я с трудом могла дышать.

Оз улыбался изо всех сил.

— Ага. Это Эрин. Правда, теперь ее все называют Грейс.

Я практически почувствовала, как эти два имени сталкиваются в моей голове, будто в замедленной съемке.

— Святые угодники! — сказала женщина.

Я была в растерянности. Не имела никакого представления, кто это.

— Твой акцент! Господи Иисусе! И волосы! Я с трудом тебя узнала! Какая ты красавица! Я приняла вас за доставщиков. Я вышла, потому что думала, что должна забрать у вас посылку для Кайт. Они с семьей уехали на выходные.

— Кайт? — повторил Оз. Он с надеждой взглянул на меня, решив, что это может быть кто-то из родственников.

Я отрицательно покачала головой.

— Кайт и ее муж поселились здесь через несколько лет после того, как ты уехала. Эрин Эйлиш! Я просто не могу поверить! Фрэнк будет в восторге, когда увидит тебя!

Значит, это была мама Клири. На этот раз я посмотрела на нее более внимательно. Она не имела ничего общего с той монументальной женщиной, которую я помнила. Во-первых, за время своего отсутствия я ее переросла. Глядя на ее бледные губы, я вспомнила, как папа постоянно говорил про ее «широкую корму». Он любил повторять, что она может «заговорить зубы даже пиле».

— Зайдите к нам! — сказала она. — Я поставлю чайник, вы с Фрэнком пообщаетесь! Его отец умер два года назад. Сердечный приступ. Замечательный был человек, правда?

Я пробормотала что-то утвердительное, пока Оз выражал соболезнования.

Его мама изменилась, но парень, который открыл дверь, был абсолютно тем же Клири. Все та же озадаченная складка между бровей. Все тот же рот — тот, что научил меня целоваться.

— Эрин, — у него была даже та же самая мягкая манера речи.

Когда мы вошли, меня обдало знакомыми ароматами горящих поленьев, капусты, голубой жидкости для мытья посуды и (это было просто невозможно!) запахом твидовой шляпы моего отца.