Учитель Дымов

Впрочем, Москва сама по себе была чудом, живой картинкой из телевизора, ожившей открыткой, точнее, открытками, которые вдруг оказались пригнанными друг к другу, разложенными одна к одной, словно карты в пасьянсе. Оказалось, Красная площадь и Большой театр совсем рядом, а до Большого Каменного моста, откуда так хорошо виден Кремль, надо было ещё идти и идти, глядя по дороге на старые торжественные здания, которые почему–то никогда не попадали в телеобъектив, а может, просто не запомнились Ире. И, конечно, чудом было метро — мозаики, колонны, барельефы…

В вестибюле Ира долго изучала схему, водила пальцем по карте, отслеживая пересадки… сегодня она впервые едет одна. На ней серое кримпленовое платье с огромными ромашками, новые мамины туфли на платформе, розовая, в цветах панама от солнца. Может, снять в метро? А куда деть? В руках держать глупо, в сумку — помнётся. Ира решает оставить все как есть, но в поезде снимает и начинает обмахиваться — жарко. Надевает только на выходе из метро и жалеет, что нет зеркальца — проверить, насколько красиво выбиваются из–под панамы светлые, густые волосы, от которых так жарко этим летом, но не стричь же их, правда?

Потом они спускаются вниз, и она понимает, что, когда вчера Валера сказал сходим на реку, искупаемся, он не шутил: набережная Москвы–реки заполнена людьми — полные женщины, суетливые дети, мужчины, прикрывшие головы газетой. Валера достаёт из сумки подстилку, с трудом находит свободное место, расстилает и вопросительно глядит на Иру:

— Ну чего ты? Раздевайся!

Она стягивает платье через голову (панама, конечно, падает), еле заметно поправляет верх от купальника на крошечной груди и садится. Валера складывает рядом брюки и рубашку, смотрит на девушку сверху, весь освещённый жарким солнцем, и Ира внезапно замирает так же, как замирала на Красной площади или у Большого театра: перед ней, над ней — ещё одна ожившая картинка, ещё одна музейная статуя. Широкие плечи, рельефный живот, мускулистые руки, длинные, крепкие ноги.

— Купаться пойдём? — говорит Валера.

— Купаться… — повторяет Ира растерянно.

Она обводит глазами берег: кабинок для переодевания нигде нет. Что же ей, так и идти домой в мокром купальнике? Надеть сверху платье и… — она так и представляет два небольших тёмных влажных пятна спереди и одно, побольше, сзади — и в таком виде идти по Москве?

— Нет, мне не хочется, — говорит она, — я лучше просто позагораю.

— Ну а я окунусь. — Валера пожимает плечами… пожимает широкими, сильными, будто высеченными из камня… Ира все ещё подбирает про себя эпитет, а он уже бежит к реке и с плеском врезается в воду, поднимает фонтан брызг и плывёт, ровно взмахивая руками и то и дело, словно профессиональный пловец, опуская голову в воду.

Ира поднимает панаму и водружает её поверх растрёпанных волос. Она распрямляет плечи и старается, как учила мама, выставить грудь вперёд — хотя чего уж там выставлять с её размерами?

Потом они сидят рядом, и мокрый Валера на глазах высыхает — стремительно, как все, что он делает. Он достаёт пачку «Космоса», Ира просит у него сигарету и с независимым видом выдыхает в жаркое, плотное небо струйку горького сизого дыма.

— А куда ты пойдёшь после института? — спрашивает она.

— Не знаю. — Валера пожимает плечами, для которых Ира так и не подобрала определения. — Я уже было договорился пойти в одну классную школу, да там разогнали всех.

— Как «разогнали»? — удивляется Ира.

— Обыкновенно. Прислали две комиссии, потом ещё четыре, потом ещё восемь. Уволили сначала директора, потом всех учителей. Ну или наоборот, я не помню уже.

— А как же дети?

— Детей пока оставили. — Валера криво усмехнулся. — Хотя они теперь, небось, сами разбегутся. Они туда со всего города ездили, это была специальная физико–математическая школа, для самых умных. Будущие академики и все такое.

— А почему же там всех… разогнали?

— Для того и разогнали, чтобы не были самые умные, — отвечает Валера. — Не понятно разве? Умные нынче не нужны, они не те мысли думают, вредные.

Ира хочет поинтересоваться, что значит «вредные мысли», но вместо этого просто кивает головой, мол, да, конечно, я все поняла, зачем я вообще такую глупость брякнула?

Потом Ира спросила, ходил ли Валера на конкурс балета, видел ли Надю Павлову, говорят, она потрясающе танцует, хотя ей всего пятнадцать! Нет, на балет Валера не ходил и даже по телевизору не смотрел, а вот Олимпиаду в августе точно будет смотреть, интересно, кто кого, мы американцев или они нас? Конечно мы! — уверенно говорит Ира, а Валера в ответ принимается рассказывать про Спасского и Фишера, которые вот–вот должны начать матч в Рейкьявике.

Неудивительно, что он так много знает о спорте, догадывается Ира, папа же говорил: он учится в Институте физкультуры. Интересно, зачем он туда поступил? Хотя с такой–то фигурой — конечно, только спортом и заниматься.