Учитель Дымов

Валера отвернулся от телевизора и посмотрел на неё. Она улыбалась, и он улыбнулся в ответ.

— Вот и хорошо, — сказал он, хотя и сам не знал, хорошо это или плохо.

* * *

Жене казалось, она хорошо помнит эту квартиру, большую и светлую, но теперь стены проросли ненужными вещами, старыми и дряхлыми уже в момент своего появления, отъедающими пространство, источающими пыль и запах неизбежной смерти. Квартира съёжилась, иссохла, словно кусок кожи в старом французском романе, стала тесной и маленькой: Женя дважды споткнулась по дороге от прихожей до своей бывшей комнаты — теперь спальни тёти Маши.

Точно так же, как квартиру, Женя не узнала её хозяйку: в постели, укрытая под самый подбородок, лежала сухая, морщинистая старушка. Редкие седые волосы, глубоко запавшие серые глаза, слабый шелестящий голос, такой тихий, что Женя нагнулась, чтобы разобрать хоть слово.

— Ты приехала, — шепчет тётя Маша. — Оля, доченька.

Женя замирает, склонившись над ней, медлит секунду и говорит:

— Это я, Женя, — и потом добавляет: — Извините.

Когда тётя Маша засыпает, Женя выходит на кухню. Те же ненужные старушечьи вещи, столь неуместные в конструктивистском интерьере, тот же запах тлена и распада. Это как человек, думает Женя, пухлый, весь в перетяжках младенец пахнет мамой и молоком, в нем нет ничего лишнего, он совершенен, а потом жизнь иссушает его тело, покрывает морщинами кожу, забивает воспоминаниями мозг… столько всего лишнего! И в конце концов это использованное жизнью тело забывает запах материнского молока и пахнет так же, как эта квартира — невозвратностью, неизбежностью, скорым завершением.

Тётя Маша уже в конце пути, думает Женя, да и я сама — сколько уже прошла?

Замерев в дверях, она вспоминает, как впервые увидела здесь Володю: круглая голова, тёмный силуэт, зимний заоконный свет.

А потом он поднял голову и улыбнулся.

Четверть века прошло, считай, вся жизнь.

Как всегда, Женя ошибается в своих оценках: двадцать пять лет — это не вся жизнь, в её случае — даже не половина, так, меньше трети.

Но пока Женя ничего не знает об этом. Она подходит к телефону, достаёт из кармана записную книжку и набирает номер. Сначала — длинные гудки, потом — резкий женский голос:

— Алле!

— Добрый день, — здоровается Женя, — будьте добры, позовите, пожалуйста, Валеру.

— Щас!

В трубке тишина, далёкие шорохи. С каждой секундой Женя все больше боится услышать Валерин голос. Всё–таки семь лет прошло, был мальчик, а сейчас уже стал мужчина. Вдруг и его не узнает, как не узнала тётю Машу?

Замерев, Женя стоит перед чёрным телефонным аппаратом и, чтобы не

смотреть на рассыхающуюся кухню, закрывает глаза.

И тут из темноты раздаётся: алле!

И Женя сразу улыбается: да, конечно, как она могла подумать, этот–то голос она всегда узнает!

— Валерка, — говорит она, — сынок, это я, тётя Женя, узнаешь меня?

Так первый и последний раз Женя назвала Валеру сыном, но, кажется, он даже не замечает этого, а изумлённо спрашивает в ответ:

— Тётя Женя, вы где? Все в порядке?

Стоит Жене войти в прихожую, она сразу чувствует знакомый запах, не сразу даже догадывается, откуда он так знаком, а потом понимает: это запах счастья и молодости.

Валерка выходит ей навстречу — ух, какой стал красавец! Не узнать! Хотя нет, конечно же, узнать! Всюду, везде Женя узнает своего мальчика!

А он обнимает, ведёт на кухню… какая большая, метров восемь, наверное, будет!.. Уже и стол накрыт, а за столом — молодая блондинка, это, конечно, Ирочка, а рядом с ней… батюшки–светы!

— Игорь!

— Женька!

Они обнимаются, хотя и удивительно, что Женя его узнала: постарел, полысел, потолстел.

— А вы знакомы? — изумляется Валерка.

— Конечно. Игорь же Володин студент.

Валерка хлопает себя по лбу: да, как я мог забыть! — и тут же наливает себе и Игорю водки, а Жене — красного вина.

— Мне тоже налей немножко, — капризно говорит Ира.

Валерка достаёт ещё бокал, наливает едва ли четверть.

— Ну, за встречу!

Чокаются, выпивают.

— Ну, Игорь, расскажи — сам ты как?

— А ты не видишь, Женька? — Он обводит вокруг рукой. — Отлично все. Хватит, наездился по всяким медвежьим углам, поподнимал советскую науку. Я уже лет пять как по партийно–хозяйственной линии пошёл. Видишь, в Москву перевели, квартиру дали… а я и детям ещё кооператив купил! Пусть живут в своём доме, верно? Что им со стариками?

Ух ты! Женя восторженно оглядывается. Так значит, это Игорь ребятам квартиру купил? Здорово, а я и не знала.

— Да Валерка не рассказывает ничего, — говорит она, — не пишет, не звонит. Я только знала, что жену Ира зовут, а что она твоя дочка, не говоря уже про квартиру…

Женя машет рукой, Игорь смеётся, Ира молча выходит с кухни.

— А как Гриша? — спрашивает Женя.

Она надеется, голос не выдаёт её. Сразу хотела спросить, самым первым

вопросом, ничего ведь о нем не слышала с того самого дня, как они расста–лись в Куйбышеве.