Учитель Дымов

— Гришка? — переспрашивает Игорь. — Ну, нормально так. Инженер на заводе в Казани, даже, наверное, главный инженер. Женился, конечно… попозже меня, но все равно — давно. Двое детей, а у меня, кстати, только одна, тут он меня обскакал, паршивец. Девчонка и пацан у него… или два пацана?

Не помню.

Игорь задумывается, и, словно воспользовавшись паузой, Валерка выскальзывает из кухни.

— А, не, два пацана, точно! — восклицает Игорь. — Евгений и Игорь. Я думаю, в нашу с тобой честь.

Игорь смеётся, Женя пытается улыбнуться в ответ, не получается. Она понимает: да, в самом деле, в их честь. Значит, где–то в Казани живёт мальчик Женя, Евгений Григорьевич, живая память о давней любви его отца.

Это мог быть мой сын, думает она.

— А вот внуков у Гришки нет, — продолжает Игорь, — тут я его сделал, первый дедом стал, здорово, правда?

Женя механически кивает и тут же смотрит изумлённо:

— И давно?

— Ну, как давно… — Игорь пожимает плечами. — Две недели уже, ты ж сама знаешь! Только не говори, что тебе Валерка ничего не написал. Ты ведь внучатого племянника посмотреть приехала?

Запах, понимает Женя. Это не запах молодости и счастья, это просто младенческий запах. Как во многих счастливых молодых семьях.

Она поворачивается к двери: на пороге стоит Валерка, Ира прижимается к его плечу, а в руках он держит свёрток, и оттуда раздаётся тоненький писк, жалобный и беззащитный, и Женя сразу вспоминает — двор горбольницы, тёплая и шершавая Володина ладонь в её руке, Оля в окне второго этажа, свёрток у неё на руках — и такой же слабый, трогательный младенческий голос из глубины этого свёртка.

Женя переводит взгляд на Иру. Она стоит, прижавшись к Валеркиному плечу, уставшая и сонная…

— Ну, тётушка, возьмите племянника! — говорит Игорь, и Ира почему–то смеётся. Валера протягивает свёрток Жене, а та медлит и только спрашивает:

— Как вы его назвали?

— Андрей, — отвечает Валера, но в ушах у Жени все раздаётся Ирин смех, неуловимо знакомый, молодой — Олин смех.

Женя берёт младенца из рук Валеры и краем глаза видит, как Ира обхватывает мужа руками и снова смеётся.

В такой же позе они стоят на единственной сохранившейся у Андрея родительской фотографии, только мама в свадебном платье, а папа — в неловко сидящем на нем костюме. Андрей найдёт её, разбирая вещи после смерти матери, и оставит себе. Он очень любит этот черно–белый снимок, любительский, чуть недодержанный, где вокруг новобрачных все словно залито прозрачным молочно–белым светом, светом молодости, любви и счастья… Он будет часто рассматривать её, но это — спустя много лет, а сейчас Женя прижимает к себе маленькое тельце и беззвучно повторяет: все уже случилось, все снова случилось само.

Теперь у меня опять есть ребёнок.

Она глядит в красное, сморщенное личико, слушает Ирин смех и думает: а из Иры такая же мать, как из Оли. Такая же, если не хуже.

На этот раз она не ошибается: через два с половиной года Ира уйдёт к знаменитому футболисту, оставив Андрея мужу. В самом деле, кому же нужна молодая жена с ребёнком? Она ещё не раз выйдет замуж и не раз разведётся, но детей у неё больше не будет, Андрей останется единственным.

— Хорошее имя, — говорит Женя и повторяет: — Андрей… или Андрейка?.. Андрюша?..

Не обращая на неё внимания, Валера целует Иру, и только Игорь смотрит на Женю неожиданно трезвым, грустным взглядом.

* * *

Сначала Валера не узнал голос, возможно, потому, что Андрейка за спиной заливался на руках у Иры нервическим смехом, грозящим вот–вот перейти в повизгивающие рыдания. Простите, кто говорит? — спросил Валера, вжимая в ухо красный раструб телефонной трубки. Мембрана вздрогнула в ответ, обдав сквозь аккуратные дырочки знакомым хохотом.

— Дядя Лёня?

— Какой я тебе дядя! — довольно засмеялся Буровский. — Я ещё в Грекополе тебе говорил: зови меня просто Леонид…

— Как спартанского царя, — закончил Валера.

Он улыбнулся. Из трубки на него словно повеяло утренним бризом, захотелось даже лизнуть микрофон, как когда–то собственное плечо, — вдруг на красной пластмассе VEFа проступит морская соль из грекопольского детства?

И пока Буровский рассказывал, как он, совсем случайно, узнал, что Валера, оказывается, давным–давно в Москве, он так и стоял, улыбаясь, пока Андрей наконец не разрыдался на руках у Иры.

— Ты с кем? — спросила она.

Валера обернулся: всем видом жена показывала, что он мог бы и взять орущего ребёнка, вместо того чтобы трепаться по телефону. Похоже, Буровский услышал крик, потому что резко оборвал фразу — словно порвалась плёнка, натянутая между двумя бобинами «Яузы».

— Запиши мой номер, — сказал он, — а хочешь, просто приходи в пятницу вечером, я тебя заодно со всеми нашими познакомлю.

— Ага, — сказал Валера и потянулся за карандашом, — давай сразу адрес, я приеду.