Учитель Дымов

В те выходные Андрейка, как всегда, будет у тёти Жени, и Валера с Ирой останутся дома вдвоём. Проснувшись, Валера увидит, что жены нет в кровати; окликнув её и не услышав ответа, он встанет и, выйдя на кухню, увидит Иру: она будет сидеть за столом, уронив голову на скрещённые руки. Валера поцелует её в трогательно выступающий на худой шее позвонок и уже было скользнёт рукой к груди, но тут Ира встряхнёт головой, сбрасывая его поцелуй, как назойливого слепня, и, обернувшись, посмотрит на него красными, сухими глазами.

— Что случилось? — спросит Валера, а она ответит незнакомым голосом, чужим и дрожащим:

— Ничего. Разумеется, ничего не случилось. Все как всегда. Ты даже не замечаешь, что я за эти два года постарела на десять лет!

— Ну что ты! — Валера попытается её обнять, но Ира ударит его в грудь крепко сжатым худым кулаком:

— Ты мне ни одной новой вещи не купил за все это время! Я так и хожу в обносках! А от тебя — никакой благодарности, ты меня только лапать горазд! А ты даже не представляешь, от чего я ради тебя отказалась!

И вот тут–то Валера и скажет: ну, если любишь — от всего можно отказаться! — скажет даже быстрее, чем поймёт, что переиначивает вроде бы давно позабытые Витины слова. Услышав это, Ира застынет, и Валера сразу пожалеет о своих словах — ещё до того, как Ира разрыдается.

Пройдёт ещё месяц, прежде чем она заведёт себе первого любовника, и полгода до того, как уйдёт от мужа. Но Валера всегда будет помнить: их развод начался тем самым воскресным утром, начался со слов «от всего можно отказаться».

* * *

Будильник, как всегда, звонит в семь. По привычке Валера тянет руку к изголовью, где должна быть тумбочка, — рука проваливается в пустоту и уже у самого пола прерывает механическую трель. Ну да, опять забыл, что спит не в своей кровати, а на кухне, на раскладушке.

Валера включает электрическую плиту — пусть нагреется — и идёт в душ. Хорошо, что Алла не встаёт так рано, можно спокойно ходить по квартире в одних трусах, как привык, а иначе было бы неловко: вдруг подумает, что он хочет её соблазнить?

Валера горько усмехается: Ира оставила его полгода назад, и он даже ни разу не подкатывал к другим девушкам. Живёт в полном воздержании, прям как в армии.

Валера быстро одевается, ставит на плиту сковородку, разбивает два яйца. Вот и завтрак — дёшево и сердито. А пообедает, как всегда, в школе.

Ставит грязную тарелку в раковину, заливает водой… думает: помою вечером, хотя, конечно, знает: когда вернётся, все уже будет вымыто.

Алла вообще сразу навела в доме порядок. То есть Валере казалось, что у него и так был порядок, но выяснилось, что мужской и женский порядок различаются, как инь и ян.

Про инь и ян Валера прочитал в очередной машинописи, которую дал ему Буровский: приезжая из своего Чертанова, он каждый раз привозил несколько папок с самиздатом; в этот раз вместо привычных и уже поднадоевших книг о сталинских репрессиях он принёс полученную от розовощёкой Наташи темно–синюю папку с несколькими ксероксами и слепой копией переведённой с английского книги про восточную мистику, которую Валера полистал в первый вечер, а потом задвинул в дальний угол стола… впрочем, кое–что ему запомнилось. Как минимум он узнал новые слова: вот, скажем, инь и ян.

Валера входит в школьный двор, весь усыпанный оранжевыми и жёлтыми листьями. Наверное, золотая осень — самое любимое время года в Москве, этом бессмысленном городе без моря. Иногда Валера спрашивал себя: почему я не уезжаю в Грекополь? Там наверняка тоже нужны учителя физкультуры. Но на самом деле он знал ответ: слишком много друзей живёт в Москве, вряд ли в провинциальном южном городе можно найти им замену.

Валера взбегает на крыльцо — осеннее солнце косыми лучами пробивается сквозь ало–жёлтую листву — и останавливается за несколько ступеней до конца площадки: на вершине лестницы возвышается Александра Петровна Воронцова — несокрушимая, словно дозорная башня.

— Добрый день, Александра Петровна, — здоровается Валера.

Он делает ещё один шаг ей навстречу. Ноги предательски дрожат, будто он — школьник, опаздывающий на первый урок.

— Здравствуйте, Валерий Владимирович, — отвечает Воронцова. — Вчера ведь вы опять не были на собрании?

— Так я же не член партии, — пытается улыбнуться Валера, — разве я должен?..

Серые глаза Воронцовой, увеличенные линзами очков, смотрят на него сверху холодно и прозрачно:

— Должны, конечно. Это общее собрание. Вы ведёте себя вызывающе и неуважительно, постоянно прогуливая общественно значимые мероприятия, поэтому мы решили поручить вам к следующему разу подготовить доклад о международном положении.

Он поднимается ещё на ступень — теперь они стоят почти вровень. Он видит, как луч солнца на мгновение вспыхивает в стёклах очков, словно Воронцова подмигнула ему.

— Боюсь, я опять не смогу прийти, — говорит Валера, — у меня очень много работы. Надо изучить новые методические указания, вы же понимаете? Нормативы, все такое…