— Сейчас важный исторический момент, — говорил, затягиваясь
— Не интересуюсь, — сухо ответил Валера. — Хотелось бы сначала научиться собой управлять, а потом уже — страной.
— А вот зря вы так, Валерий Владимирович, — ответил Геннадий, — а то набегут мошенники, жульё всякое. А ведь Россия сейчас нуждается в духовном учителе, в человеке, который поведёт её новым путём.
Валера усмехнулся: он вспомнил ночную беседу в Грекополе. Много лет назад его отец тоже хотел куда–то вести Россию, только арест брата остановил его. А этот Геннадий за дурака меня, что ли, держит? Дешёвая провокация, подстава, сам организует — сам и посадит. Дудки!
— Это пусть Михал Сергеевич с Борисом Николаевичем разбираются, кому куда Россию вести, — сказал он, — а я другим здесь занимаюсь, вы же знаете.
Похоже, Валерин куратор все понял, про политику больше не заговаривал, но время от времени предлагал разное: поездку в Питер, где директор какого–то ДК давно мечтал организовать гастроли для гуру Вала, интервью в программе «Взгляд», встречу с американскими студентами, искавшими в голодной перестроечной Москве не то новой духовности, не то старого доброго
Светлым весенним вечером они сидели в кооперативном ресторане «У Пиросмани». Валера глядел в окно, где над зеленеющими кронами жёлтый луч солнца трогал золотые купола Новодевичьего монастыря. Геннадий увлечённо разделывал крупный грузинский пельмень, то и дело макая его в аджику. Пять минут назад они выпили на брудершафт, и Валера все ещё жалел, что не смог отбазариться.
— Хорошие пельмени, Валер, — сказал Геннадий, — хочешь попробовать?
— Ты же знаешь, я не очень по мясу, — ответил Валера, — стараюсь не забивать попусту каналы, если ты меня понимаешь.
— Понимаю, понимаю, — закивал Геннадий, вытирая рот салфеткой, на которой выступали жирные пятна, похожие на контуры стран, которым ещё предстояло обрести независимость. — А мне вот, по моим каналам, намекнули, что пора бы тебе легализоваться.
Валера изумлённо поднял брови.
— Ну, кончать вот эту подпольщину с секциями в институтах. Сделать нормальную фирму, деньги получать открыто… это раньше нельзя было, а теперь — только приветствуется.
— Да ну, — сказал Валера, — на фиг надо? Да и вообще, я люблю независимость. Помнишь, у Айтматова: если у собаки есть хозяин, то у волка есть Бог.
— В своей фирме ты сам себе хозяин, — сказал Геннадий.
— Да какой из меня фирмач? — пожал плечами Валера.
— Уж получше, чем из Артёма Тарасова, — усмехнулся Геннадий. — Да ты не боись, мы тебе с оформлением поможем. И помещение я уже подходящее присмотрел, оформим аренду — и вперёд!
Валера задумчиво ткнул вилкой в хрусткие розоватые листья гурийской капусты. Второй раз за вечер он понимал, что надо отказаться, — и второй раз не мог придумать как.
— Так рэкетиры же набегут, — сказал он наконец.
Геннадий рассмеялся:
— Рэкетиры, говоришь? Да какой рэкетир сунется, когда у тебя в учредителях — майор КГБ? Это сейчас ты лакомый кусочек: подстерегут у двери, грохнут по башке, отберут ключ и вынесут из квартиры все твои видики, телевизоры и кассеты. Ты же сейчас — никто и звать никак. А будем вместе работать — другое дело.
Геннадий улыбался, за окном в обнимку прошли девушка в сетчатых колготках и парень в варёных джинсах, молодая весенняя зелень переливалась в лучах солнца, купола притягивали глаз золотым блеском, словно обещая богатство и удачу.
Валера по–прежнему молчал, и тогда Геннадий засмеялся:
Валера посмотрел на Геннадия, и тот, встретив его взгляд, запел громче и отчётливей:
Это только предложение, повторил про себя Валера.
Ну да, предложение, от которого нельзя отказаться.
Он тоже улыбнулся в ответ и поднял бокал:
— Ну, Гена, за сотрудничество! За наш общий бизнес!