Учитель Дымов

Впрочем, последнее время Гена стал претендовать на общее стратегическое руководство Центром духовного развития. На днях он два часа убеждал Валеру, что необходимо идти в регионы, создавать какой–то Межрегиональный центр. Сколько Валера ни повторял, что для такого расширения у него нет и ещё долго не будет обученных тренеров, Гена снова и снова говорил, что не бывает бизнеса без экспансии и надо либо расти, либо сдохнуть.

В ответ Валера только пожимал плечами, а потом, устав спорить, сказал, что накладывает вето на идею региональной экспансии. Гена вздохнул и отстал, но Валера знает, что так легко от него не отделаться.

— Скажи лучше, как твои дела, — говорит Валера сыну.

— Нормально, — отвечает Андрей, вертя в руках отцовскую визитку, — без изменений.

— Денег не подкинуть?

— Нет, пап. — Андрей покачал головой. — Мне хватает.

— Ну как хочешь… — Валера замолчал.

В последние годы он замечал, что старые знакомые внезапно поделились на тех, кто хотел от него денег, и тех, кому хотел дать денег он. Эти два класса людей, казалось, никогда не пересекались. Впервые он понял это, когда Буровский рассказал, что в их НИИ не выплачивают зарплату последние три месяца. Так я тебе дам денег! — воскликнул Валера, но Буровский отстранился, словно увидел паука или какое–то ещё неопасное, но противное насекомое. Нет, сказал он, я как–нибудь сам…

Валера вспоминал этот жест, когда возвращался тем вечером из Чертанова домой; пришлось поехать вместе с Буровским, один бы тот попёрся на метро, как Валера ему ни объяснял, что шофёр у него работает круглосуточно — так они договорились. Откинувшись на кожаное сиденье трехлетнего — то есть почти нового — «мерседеса», Валера с сожалением думал, что Буровский, как и многие его друзья, остался в прошлом — в уютном и ненавистном советском прошлом, где не надо было думать о деньгах и можно было целиком посвятить себя ароматическим соединениям, или эзотерике, или выращиванию кабачков на даче. Я‑то всегда полагался только на себя, думал Валера, глядя в бритый затылок своего шофёра (кстати, бывшего афганца и мастера спорта по дзюдо), вот потому–то мне и легко сейчас. А Буровский… жалко его, но чем ему поможешь? Тот, кто не хочет быть спасён, не спасётся.

С тех пор они почти не виделись с Буровским, зато в память о старых временах самиздата Валера уговорил Наташу возглавить созданную при «Валгене» библиотеку эзотерической литературы. За прошедшие годы Наташины щеки потеряли свой розовый цвет, пожелтели и обвисли, но краснела она все так же горячо и стремительно. Валера понял это, однажды встретив Наташу в своей приёмной.

— А я тебя здесь жду, — сказала она. — Можно?

Секретарша Настя — предшественница Лики — принесла травяной чай, Наташа вспыхнула ещё раз и сказала, что на той неделе из Сибири приезжает Витя и очень хочет повидаться с Валерой: все эти годы он учился у сибирских шаманов и теперь собирается открыть в Москве школу шаманизма, вот и думает, что Валере это должно быть интересно.

Валера грустно улыбнулся:

— Этот человек когда–то объяснял, что идущий по пути праведника должен отказаться от всего, а теперь он придёт ко мне и будет просить у меня денег. Знаешь, я, наверное, не хочу это видеть. Это разрушит его образ.

Позже Валера жалел, что отказался принять Витю: он все равно не смог поставить прочный барьер между собой и людьми, которых знал когда–то, и в его просторный кабинет зачастили малознакомые пришельцы из прошлой жизни. Все они мнили себя художниками, философами или писателями, и все считали, что Валера своими деньгами должен их поддержать… или хотя бы организовать выставку, оплатить тираж нового романа или издание интеллектуального журнала. Через полгода таких визитов Валера с удивлением обнаружил, что внутри у него окрепло то самое неэмоциональное, лишённое гнева и привязанностей спокойствие, о котором он столько читал. Он улыбался своим посетителям, предлагал чаю или коньяку, кивал, выслушивал безумную похвальбу и столь же безумные планы и так же, не переставая улыбаться, говорил, что ничем не может помочь. Когда дверь за гостями закрывалась — а чаще раздражённо захлопывалась, — Валера забывал о них. Эти люди были как облака, плывущие по небу, и как облака не могут скрыть от истинно мудрого бескрайнее небо, так и эти люди не могли помешать Валере созерцать переменчивое течение времени, бурный поток исторических событий.

— Мы стоим на пороге перемен, — объяснял он сыну, — все то, что ты наблюдаешь в политике или в экономике, — это только внешнее проявление сложных внутренних процессов, носящих, по сути, духовный характер. Главное — видеть силовые линии, по которым движется этот мир. И тогда у тебя открывается возможность даже не влиять на это движение — я не так самонадеян, — не влиять, но влиться в этот поток… если ты понимаешь, что я имею в виду.

Андрей кивнул. Он сидел, глубоко утонув в кресле, перекинув ногу на ногу. В дырке кроссовки виднелся большой палец, но Валера не замечал этого.