Удача гения. От обслуги до пророка: как изобрели высокое искусство

Бакст советовал Дягилеву: «…ибо я знаю, что стоит прикрикнуть на княгиню и она сдастся и снова запоет по-нашему»[69]. Конечно слова, сказанные за спиной начальника, да еще и в пылу драки за бюджет, следует делить на десять. И все же можно предположить, что русские живописцы конца XIX века приняли слишком близко к сердцу идею о высоком предназначении художника.

Князь Тенишев женился на бесприданнице, разведенной женщине. Его семью от такого брака снобило до конца жизни. Масштаб его деятельности невероятен: промышленность, этнография, создание училища. Он млел, когда его жена пела, но выбранных ею художников на дух не выносил. Вкусы князя в отношении живописи были самые академические, ему нравился, например, его портрет, исполненный Бонна.

«А за Дягилева ручаюсь тебе, что ты ему так же интересна, как прошлогодний снег, ему нужны только средства…»[70] – вспоминала его слова княгиня.

В эмиграции по словам Александры Дмитриевны Рябушинской, «несмотря на скромную обстановку, она осталась очаровательной светской дамой, привыкшей к обществу людей, признающих ее превосходство»[71]. Княгиня делала ювелирные изделия, которые продавали в магазинах Картье и Ланселя.

Революция была связана для нее не только с колоссальными финансовыми потерями, но и с разочарованием в крестьянах, которых она много лет пыталась облагодетельствовать. «В школе ученики устроили забастовку, бросили учебники и ушли домой, но родители их не приняли, понимая, что в школе их дети сыты, а дома их надо кормить»[72]. Сейчас, учитывая мировой опыт, благотворители знают, что ждать признательности от подопечных несколько наивно, лучше тогда вовсе не меценатствовать. А в 1905 году княгиню ошеломила ненависть детей, на образование которых были щедро потрачены силы, время, деньги. Но в их глазах все выглядело иначе. Сытый голодного не разумеет, а голодный сытого тем более.

Ужасная салонная живопись

Может казаться, что в прошлом творили только гении, окруженные завистливыми бездарностями, но на самом деле самым широко представленным видом художника в истории искусств является середнячок, крепкий профессионал.

Матильда была хозяйкой самого модного оппозиционного салона времен Второй империи. Особенно хороши убийственный взгляд и красный цвет. Кровь, парадные портреты королей – у насмотренного зрителя возникнет богатый ассоциативный ряд.

Франц Ксавьер Винтерхальтер. Принцесса Матильда Бонапарт, 1850-е годы

Если вспоминать самых обсуждаемых женщин той эпохи, нельзя будет обойтись без Софи Доус, ставшей баронессой де Фешер, и Вирджинии Ольдоини, графини ди Кастильоне.

Софи, любовница последнего принца, Конде, как бывшая проститутка хорошо знала трюк с удушением, позволявший поднимать мертвых. По одной из версий дедушка не повесился, как было заявлено официально, а, можно сказать, задохнулся от счастья.

Жан-Леон Жером. Римский рынок рабов, около 1884 года. Музей Уолтерса, Балтимор

Графиня Кастильоне спала на черных простынях, чтобы подчеркнуть молочную белизну кожи. Ее, знаменитую красавицу и фотомодель, подозревали в шпионаже: якобы что-то проитальянское она втирала Наполеону III во время ласк. Старость графиня провела в одиночестве, завесив дома все зеркала.

Ко II веку в Древнем Риме был принят ряд законов о защите рабов[73]. Во-первых, надо было снизить протестный дух, а во-вторых, необходимо было ограничивать насилие. Мы строим историю искусств XIX–XX веков в большей степени опираясь на бунтарей. По всей видимости, это отражает вкусы музейного сообщества. Однако если бы мы показывали прежде всего то, что было в свое время популярным, дорогим, обсуждаемым, история искусств XIX века выглядела бы по-другому. И все эти детально проработанные, повествовательные картины жанра «одетый мужик и голая баба» прилежно изучались бы в школах.

Однако трудно предположить, что Жером и другие художники-академики лишены почетного места в истории искусств в результате махинаций тайного мирового правительства. С появлением кинематографа такая живопись действительно перестала интересовать широкие массы зрителей. У сюжетных картин XV века есть их древность, а работы академиков слишком молоды, чтобы в них тоже видели загадку и тайну.

Насколько естественно для XIX века молодое женское тело, выставленное на продажу для сексуальных утех, настолько странно оно выглядит сейчас. В большинстве развитых стран у женщин есть права и деньги, они такие же полноценные зрители, как джентльмены XIX века. Рынок откликается, и ню все реже услаждает взоры зрителей.

Социальное взрывоопасное

В основе сюжета картины лежит одноименное стихотворение Ковентри Патмора о любви Мод, дочери дровосека, и сына богатого сквайра. Мод, дав жизнь незаконнорожденному ребенку, не выдерживает страданий и сходит с ума. В написанной Милле сцене из детства влюбленных «их одежда и позы подчеркивают классовые различия»[74].