Удольфские тайны

– Нет, мадемуазель, – покачал головой храбрец. – Ни разу не слышал ничего, кроме насмешек над доверчивостью старой экономки: однажды она едва не поймала одного из пиратов. Это случилось вскоре после приезда в замок графа.

Эмили слегка покраснела и попросила Людовико объясниться.

– Видите ли, мадемуазель, однажды ночью один из парней, находясь в спальне, услышал, что в соседнюю комнату кто-то вошел. Поднять гобелен и юркнуть в дверь он уже не успевал, поэтому спрятался в кровати. Думаю, лежа там, он дрожал от страха.

– Как дрожал и ты во время дежурства, – добавила Аннет.

– Да, – согласился Людовико, – испугаться в такой ситуации неудивительно. И вот вскоре в спальню вошла экономка вместе с другой дамой. Обе приблизились к кровати. Пират подумал, что сейчас они его обнаружат, и решил напугать, пошевелив покрывалом, но это не помогло и ему пришлось показать лицо. Женщины в страхе убежали, как будто увидели самого дьявола, и он преспокойно ушел из комнаты.

Эмили не сдержала улыбки от такого простого объяснения своих суеверных страхов и все же, с благоговейным ужасом вспомнив звучавшую в полночь таинственную музыку, спросила Людовико, не может ли он как-то это объяснить.

– Нет, мадемуазель, – ответил доблестный спаситель. – Знаю лишь одно: пираты здесь ни при чем. Я слышал, как они со смехом говорили, что дьявол с ними заодно.

– Это уж точно! – убежденно заявила Аннет. – Я никогда не сомневалась, что или он сам, или злые духи связаны с северным крылом, и вот наконец доказательство.

– Трудно отрицать, что духи дьявола любят эту часть замка, – с улыбкой заметила Эмили. – Но удивительно, Людовико, что пираты не отказались от своих замыслов даже после приезда графа. Разве они не думали, что может начаться расследование?

– Подозреваю, мадемуазель, – ответил Людовико, – что они собирались там оставаться не дольше, чем это было необходимо для вывоза награбленных товаров из подвалов. Они начали этим заниматься вскоре после появления графа. Но поскольку работа шла только в течение нескольких ночных часов и в то же время осуществлялись другие планы, к тому времени, когда меня захватили, подвалы не опустели даже наполовину. Разбойники гордились возможностью поддерживать суеверные слухи о северном крыле замка и старались оставлять комнаты в том виде, в каком их нашли, чтобы посмеяться над ужасом, испытанным обитателями замка после моего исчезновения. А чтобы я не выдал их секрет, увезли меня как можно дальше. Они уже считали замок почти своим, но из их разговора я понял, что однажды едва не провалились. Придя ночью в северное крыло, чтобы, как всегда, напугать слуг, и собираясь отпереть потайную дверь, они внезапно услышали голоса в спальне. Потом граф сказал мне, что в ту ночь, когда дежурили в комнате они с Анри, внезапно услышали дикие вопли и завывания. Он признался, что в ту минуту испытал нечто большее, чем удивление, но ради сохранения покоя домочадцев решил промолчать и потребовал молчания от сына.

Эмили вспомнила, как изменилось настроение графа после ночного дежурства в северной анфиладе, и поняла причину такой резкой перемены. Задав Людовико еще несколько вопросов, она отпустила бесстрашного молодого человека и отправилась отдавать распоряжения по устройству своих гостей.

Вечером, несмотря на слабость, Тереза пришла, чтобы вручить Эмили то самое кольцо, которое ей передал Валанкур. Глядя на подарок, Эмили глубоко растрогалась, вспомнив, что любимый носил его в их счастливые дни. Однако она осталась недовольна, что Тереза приняла столь дорогое украшение, и наотрез отказалась его взять, хотя обладание им доставило бы ей грустное удовольствие. Тереза принялась уговаривать госпожу, описывая печаль Валанкура, и несколько раз повторила сказанные им слова. Эмили не смогла скрыть грусть и расплакалась.

– Увы! Моя дорогая госпожа! – горячо воскликнула Тереза. – Зачем эти терзания? Я знаю вас с детства, люблю как собственную дочь и искренне хочу видеть счастливой. С месье Валанкуром, я, конечно, знакома не так давно, но тоже люблю его как родного сына. Вы так искренне преданы друг другу, так к чему все эти страдания и слезы?

Эмили замахала рукой, прося добрую женщину замолчать, но та и не думала слушаться.

– Вы так схожи характерами и мыслями, что, если поженитесь, станете самой счастливой парой во всей провинции. Так что же вам мешает? Подумать только, как люди отвергают собственное счастье, а потом плачут и сожалеют, как будто рыдать приятнее, чем жить в покое. Ученость, конечно, прекрасная и полезная вещь, но если учат только этому, я лучше останусь неграмотной.