Удольфские тайны

Следующим вечером контуры монастырских башен над лесом напомнили Эмили о монахине Агнес, чье состояние глубоко ее взволновало. Желая узнать о здоровье сестры и встретиться с давними подругами, Эмили вместе с Бланш отправилась в монастырь. У ворот стоял экипаж, судя по разгоряченным лошадям, только что прибывший. Однако во дворе царила необычная тишина. Монахиня, встреченная ими в большом зале, ответила, что сестра Агнес еще жива, но вряд ли дотянет до утра. В гостиной сидели несколько пансионерок. Все они встретили Эмили дружелюбно и рассказали о мелких событиях из монастырской жизни. Во время беседы вошла настоятельница и при виде Эмили выразила глубокое удовлетворение, но оставаясь при этом серьезной и даже торжественной, а лицо было грустным.

– Наш дом погружен в печаль, – объяснила она после первых приветствий. – Вам, конечно, известно, что сестра Агнес умирает?

Эмили выразила искреннее сожаление.

– Смерть несет нам великий и важный урок. Давайте его примем и запомним. Пусть он подготовит нас к переменам, ожидающим всех! Вы молоды, а потому способны сохранить в душе мир «превыше всякого понимания»: мир совести. Берегите его с юности, чтобы с годами он вас поддерживал, ибо напрасны и пусты добрые деяния зрелых лет, если поступки молодости дурны!

Эмили хотела возразить, что добрые деяния никогда не напрасны, но не осмелилась прервать монолог аббатисы.

– Поздние дни сестры Агнес, – продолжила настоятельница, – отличались безупречностью. Если бы они смогли искупить ошибки молодости! Сейчас страдания ее велики, так станем же надеяться, что они сменятся миром! Я оставила ее с исповедником и с господином, который только что приехал из Парижа: она очень хотела с ним встретиться. Надеюсь, что им удастся вернуть ясность и покой ее сознанию.

Эмили страстно поддержала эту надежду.

– Во время болезни сестра Агнес иногда упоминала вас, – заметила настоятельница. – Возможно, встреча с вами ее успокоит. Когда посетители уйдут, мы навестим ее, если обстановка не слишком вас расстроит. Но мы должны приучать себя к таким тяжелым сценам, ибо они полезны для души и готовят нас к собственным испытаниям.

Эмили глубоко задумалась: разговор с настоятельницей напомнил о последних минутах любимого отца, и ей захотелось навестить его могилу. В памяти возродились подробности прощальных дней: волнение при встрече с замком Шато-Ле-Блан, просьба похоронить в определенном месте монастыря, торжественное распоряжение уничтожить некоторые бумаги, не знакомясь с их содержанием. В сознании всплыли таинственные и ужасные слова, на которые случайно упал взгляд. Хоть они постоянно рождали болезненное любопытство относительно мотивов последнего напутствия Сен-Обера, Эмили особенно гордилась тем, что исполнила его волю.

Больше настоятельница ничего не сказала. Монахини также молчали. Но спустя некоторое время всеобщую задумчивость нарушило появление месье Боннака, только что покинувшего келью сестры. Господин выглядел потрясенным, но Эмили показалось, что лицо его выражает не столько горе, сколько ужас. Месье Боннак увлек настоятельницу в дальнюю часть комнаты, некоторое время что-то ей говорил, а она сосредоточенно слушала, затем молча поклонился всем присутствующим и удалился. Аббатиса предложила навестить сестру Агнес. Эмили не слишком охотно согласилась, а мадемуазель Бланш предпочла остаться внизу вместе с пансионерками.

У двери кельи они встретили исповедника, в котором Эмили сразу узнала того самого священника, который причащал умирающего отца, однако тот прошел мимо, не признав ее. Войдя в келью, Эмили увидела лежащую на постели сестру Агнес, лицо которой изменилось настолько, что трудно было узнать. На нем отражался мрачный ужас, ввалившиеся глаза были устремлены на распятье в руках, а мысли витали так далеко, что она не замечала вошедших до тех пор, пока те не остановились возле кровати. Тогда, обратив тяжелый взор к Эмили, сестра Агнес в ужасе воскликнула:

– Ах! Это видение приходит ко мне в смертный час!

Эмили в страхе отпрянула и вопросительно взглянула на аббатису, а та знаком попросила не тревожиться и спокойно обратилась к Агнес:

– Дочь моя, я привела к тебе мадемуазель Сен-Обер: думала, что обрадуешься встрече.

Сестра Агнес не ответила, продолжая сверлить Эмили диким взглядом.

– Это она собственной персоной! Ее обаяние погубило меня! Чего ты хочешь? Воздаяния? Скоро ты получишь его, оно уже твое. Как много лет прошло с тех пор, как я видела тебя последний раз! А преступление как будто было совершено вчера. И все же я состарилась под его бременем, в то время как ты осталась молодой и цветущей, как тогда, когда заставила меня совершить ужасное деяние! Если бы я могла его забыть! Но как? Что сделано, то сделано!

Глубоко потрясенная, Эмили хотела выйти из кельи, но настоятельница, взяв ее за руку, попросила задержаться на несколько минут, пока Агнес не успокоится. Однако сестра была по-прежнему возбуждена и, устремив взор на Эмили, добавила: