Удольфские тайны

– Что значат годы молитвы и раскаяния? Они не способны стереть грязь убийства! Да, убийства! Где он? Где он? Смотри, смотри: вот он идет по комнате! Зачем ты пришел меня терзать? – выкрикнула Агнес с блуждающим взором. – Почему наказание не постигло меня раньше? Это она во плоти! Зачем ты смотришь на меня с жалостью и в то же время терзаешь? Улыбнись!

Сестра Агнес лишилась чувств. Эмили без сил оперлась на спинку кровати, а настоятельница и монахиня попытались вернуть больную к жизни.

– Тише, – попросила настоятельница, как только Эмили собралась заговорить. – Бред отступает, скоро она придет в себя. Когда случился предыдущий приступ, дочь моя?

– Несколько недель назад, – ответила монахиня. – Однако чувства ее всколыхнул приезд того месье, которого она очень хотела видеть.

– Да, – кивнула аббатиса, – эта встреча, несомненно, вызвала вспышку безумия. Как только она успокоится, мы оставим ее отдыхать.

Эмили с готовностью согласилась. Сейчас она ничем не могла помочь, но уходить все равно не хотелось.

Придя в себя, сестра Агнес снова устремила взгляд на Эмили. Дикость в нем исчезла, сменившись мрачной меланхолией, а спустя несколько мгновений вернулась и способность говорить.

– Сходство удивительное! – прошептала она слабо. – Наверняка это не просто фантазия! Умоляю, скажите, – обратилась она к Эмили, – хоть ваша фамилия и Сен-Обер, вы не дочь маркизы?

– Какой маркизы? – удивленно переспросила Эмили.

Ей казалось, что сознание вернулось к Агнес в полной мере, и, хоть аббатиса взглянула на нее многозначительно, Эмили повторила вопрос.

– Какой маркизы? – воскликнула Агнес. – Мне известна лишь одна: маркиза де Виллеруа.

Вспомнив чувства отца при упоминании этого имени и просьбу похоронить его возле склепа Виллеруа, Эмили попросила Агнес объяснить, что значат ее слова.

– Дайте мне ту шкатулку, сестра, – распорядилась Агнес, – и я покажу ее портрет. Но это лишнее: вам достаточно всего лишь посмотреться в зеркало. Вы наверняка доводитесь ей дочерью: такое поразительное сходство случается только между ближайшими родственниками.

Монахиня принесла шкатулку, Агнес объяснила, как ее открыть, и Эмили увидела точную копию той миниатюры, которую обнаружила среди тайных бумаг отца. Агнес взяла портрет и несколько мгновений молча смотрела, а затем в глубоком отчаянии возвела глаза к небу и начала молиться.

Закончив молитву, она передала портрет Эмили:

– Сохраните его. Я завещаю его вам, потому что он принадлежит вам по праву. Я часто замечала сходство между вами, но до сего дня оно ни разу не обращалось к моей совести так красноречиво и настойчиво! Подождите, сестра, не убирайте шкатулку. Я хочу показать еще одну миниатюру.

Эмили затрепетала от нетерпения, а настоятельница попыталась увести ее из кельи, пояснив:

– Агнес еще не в себе, сознание ее блуждает. В этом состоянии она говорит все, что угодно, вовсе не стесняясь возводить на себя самые ужасные обвинения.

Эмили, однако, нашла в поведении Агнес не только безумие: слова о маркизе и демонстрация портрета заинтересовали ее настолько, что она решила попытаться узнать как можно больше.

Монахиня вернула Агнес шкатулку, и та, открыв потайное отделение, достала еще одну миниатюру и обратилась к Эмили:

– Вот урок вашему тщеславию. Посмотрите на этот портрет и скажите, есть ли сходство между той, какой я была, и какой стала.

Эмили нетерпеливо взяла миниатюру, а взглянув, едва не выронила ее из дрожащих рук: на нее смотрела та сама синьора Лорентини, портрет которой она видела в замке Удольфо; та самая синьора Лорентини, которая таинственно исчезла и в чьем убийстве подозревали Монтони.

– Почему вы смотрите так сурово? – спросила Агнес, не понимая природы чувств Эмили.

– Мне уже доводилось видеть это лицо, – ответила Эмили. – Это действительно вы?