Удольфские тайны

– Вы имеете полное право задать этот вопрос, – ответила сестра Агнес, – но когда-то все удивлялись сходству. Посмотрите на меня внимательно: вот что сделало чувство вины. Тогда я была чиста: низменные страсти еще не проснулись. Сестра! – произнесла она торжественно и холодной влажной рукой коснулась ладони Эмили, заставив ту вздрогнуть. – Сестра! Бойтесь первого проявления страстей. Если их не убить в зародыше, то уже не остановить! Неизвестно, куда они приведут! Возможно, к преступлениям, которые потом не удастся искупить годами молитв и раскаяния! Сила одной-единственной страсти способна заглушить все другие чувства и перекрыть им путь к сердцу. Завладев нами, подобно дьяволу, порочная страсть ведет к дьявольским поступкам, делая нас нечувствительными к жалости и укорам совести. А достигнув цели, так же дьявольски оставляет нас на волю тех чувств, которые собственной волей заглушила, но не уничтожила, тем самым подвергая жестоким пыткам сострадания и раскаяния. Освобождаясь от дурного сна, мы видим вокруг новый мир, смотрим в изумлении и ужасе, но преступление уже совершено, и никакие силы земли и неба не в силах его отменить. Призраки совести не способны летать! Что значит богатство, величие и даже телесное здоровье по сравнению с роскошью чистой совести и здоровья души! Разве бедность, разочарование, отчаяние могут сравниться с болью поверженного! Ах, как давно я знала эту роскошь! Я думала, что испытываю самую мучительную боль любви, ревности и отчаяния, но эта боль – ничто в сравнении с лютыми терзаниями совести. Я испытала то, что называют сладостью мести, но она оказалась мимолетной и исчезла вместе со своим объектом. Помните, сестра, что страсти – семена пороков, точно так же как и добродетелей. Все зависит от того, как их взращивать. Несчастны те, кто не познал искусства ими владеть!

– Увы, несчастны! – повторила аббатиса. – И плохо осведомлены о нашей святой религии!

Эмили слушала сестру Агнес в молчаливом благоговейном страхе и, глядя на миниатюру, с каждым мигом все больше убеждалась в ее сходстве с портретом из замка Удольфо.

– Это лицо мне знакомо, – произнесла она наконец, желая подвести монахиню к объяснению и в то же время опасаясь раскрыть близкое знакомство с притаившейся в горах крепостью.

– Ошибаетесь, – возразила Агнес. – Вы не могли видеть этот портрет прежде.

– И не видела, – ответила Эмили. – Но видела другой, чрезвычайно на него похожий.

– Это невозможно, – решительно отрезала сестра Агнес, которую отныне можно было смело называть синьорой Лорентини.

– Это случилось в замке Удольфо, – пристально глядя ей в глаза, заявила Эмили.

– Удольфо? – недоверчиво переспросила синьора Лорентини. – В Италии?

– Именно, – подтвердила Эмили.

– Значит, вы меня знаете и вы – дочь маркизы.

Неожиданное утверждение удивило.

– Я – дочь покойного месье Сен-Обера, – возразила Эмили. – А та особа, о которой вы говорите, мне совершенно незнакома.

– Так вы думаете, – заметила синьора Лорентини.

Эмили спросила, каковы причины полагать иначе.

– Прежде всего неоспоримое семейное сходство, – ответила монахиня. – Известно, что маркиза любила одного месье из Гаскони, но отец приказал ей выйти замуж за маркиза де Виллеруа. Несчастная, злополучная женщина!

Эмили вспомнила чувства отца при упоминании о маркизе, и если бы меньше верила в его моральную непогрешимость, то испытала бы потрясение. Сейчас она не могла принять слова синьоры Лорентини за правду, однако испытывала острый интерес, а потому попросила объяснений.

– Эта тема для меня ужасна, – ответила монахиня. – Если бы можно было стереть ее из памяти!

Она глубоко вздохнула и после короткого молчания спросила, как Эмили узнала ее имя.

– По вашему портрету в замке Удольфо, который так напоминает эта миниатюра, – ответила Эмили.

– Значит, вы были в Удольфо? – с волнением спросила сестра Агнес. – Увы! Какие разные сцены вызывает в памяти это название! Сцены счастья, страданий и ужаса!

В этот миг перед мысленным взором Эмили возникла страшная картина в одной из комнат замка. Она взглянула на монахиню и вспомнила ее недавние слова о том, что годы раскаяния и молитвы были не в состоянии стереть мерзость убийства. Теперь уже трудно было объяснить их бредом. Она с ужасом смотрела на убийцу. Поведение синьоры Лорентини подтверждало это предположение, и все же Эмили терялась в лабиринте неопределенности и, не зная, как прямо задать вопросы, ведущие к правде, только намекала на них отрывочными фразами.

– Ваше неожиданное исчезновение из Удольфо…

Синьора Лорентини застонала.

– …слухи, родившиеся вслед за ним, – продолжила Эмили, – комната в западном крыле, траурное покрывало, предмет, который оно скрывает! Когда происходит убийство…

Монахиня вскрикнула.

– Вот, снова! – пробормотала она, пытаясь подняться и обводя комнату безумным взглядом. – Встала из могилы! Кровь! Повсюду кровь! Но крови не было, об этом вы не должны говорить! Не улыбайтесь! Не улыбайтесь так жалостливо!