Удушье

На какую-то долю секунды мама увидела гору, не думая о горнолыжных курортах и снежных лавинах, не думая о заповедниках дикой природы, о движении тектонических плит, о микроклимате, дождевой тени и расположении ин и янь. Она увидела гору без обрамления речи и слов. Без тесной клетки ассоциаций. Она увидела гору без всей совокупности знаний о том, что собой представляет гора.

То, что мама увидела в эту долю секунды, было даже не горой. Это был не природный ресурс, не физический объект. У него не было имени.

— Это великая цель, — сказала мама, — найти лекарство от знания.

От образования. От умозрительной жизни внутри сознания.

Машины проезжали мимо, а мама с маленьким глупеньким мальчиком шли вдоль шоссе, не удаляясь от горы и не приближаясь к ней.

Еще со времен Адама и Евы, говорила мама, люди были уж слишком заумными — что не пошло им на пользу. Не надо им было вкушать это яблоко с Древа Познания. Мамина цель — найти если не полное исцеление, то хотя бы лекарство от знаний. Вернуть людям невежество, которое в английском звучит и пишется точно так же, как слово, обозначающее невинность и чистоту.

Формальдегид — это не то. И дигиталис — тоже не то.

И все другие натуральные стимуляторы. Мускатный орех, арахисовая шелуха — все не то. Укроп, листья гортензии, сок салата-латука — не то.

По ночам они с мамой забирались в чужие сады. Она пила пиво, которое хозяева выставляли для слизняков и улиток; она ощипывала их дурман, белладонну и кошачью мяту. Она подбиралась к машинам, запаркованным на улице, и дышала бензином из баков. Она залазила в чужие гаражи и дышала печным топливом из канистр.

— Раз Ева все это затеяла, почему бы мне это не прекратить. У нее получилось, у меня тоже должно получиться, — говорит мама. — Господу нравятся энергичные и предприимчивые.

Мимо проносятся автомобили. Люди едут куда-то целыми семьями, с собаками и вещами. Мама машет им: проезжайте.

— Кора головного мозга и мозжечок, — говорит мама. — Вот где наша проблема.

Если удастся добиться того, чтобы работал только ствол мозга, а весь остальной мозг «отключить», это и будет спасением.

Где-то между печалью и радостью.

Рыбы, например, не страдают от резкой смены настроений.

У губок всегда все прекрасно.

Гравий скрипит у них под ногами. От проезжающих мимо машин веет жаром. Горячий ветер.

— Моя цель, — говорит мама, — не в том, чтобы упростить себе жизнь.

Она говорит:

— Моя цель — упростить себя.

Она говорит, что семена ипомеи — это не то. Она уже пробовала. Эффект есть, но он быстро проходит. Листья сладкого картофеля — это не то. И златоцвет, и экстракт хризантем — все не то. И листья азалии и ревеня. И нюхать пропан — это не помогает.

По ночам, когда они с мамой забирались в чужие сады, мама пробовала все растения — все до единого.

А эти косметические наркотические вещества, говорила она, эти стабилизаторы настроения и антидепрессанты, они лечат только симптомы, а не саму болезнь.

Любая зависимость, говорила она, это всего лишь еще один способ решить ту же проблему. Наркотики, переедание, алкоголь или секс — всего лишь еще один способ обрести мир и покой. Бегство от знания. От этого яблока.

Язык, говорила она, это наш способ дать рациональное объяснение чудесам. Разобрать непостижимое целое на части. Способ освободиться. Забыться. Она говорила, что люди просто не в состоянии выносить истинную красоту мира. Мира непостижимого и не поддающегося никаким объяснениям.

Впереди показался придорожный ресторанчик в окружении громадных грузовиков — больше, чем сам ресторанчик. Тут же стояли и некоторые из новых машин, в которые мама не пожелала садиться. Пахло горячей едой, приготовленной в одной и той же фритюрнице с кипящим маслом. Пахло бензином и выхлопным газом — двигатели некоторых грузовиков работали на холостых оборотах.

— Мы живем в мире, который давно уже нереальный, — сказала мама. — Мы живем в мире символов.

Мама остановилась и полезла к себе в сумочку. Свободной рукой она оперлась о плечо мальчика и обернулась посмотреть на гору.

— Последний взгляд на остатки реальности, — сказала она, — и пойдем кушать.

Она вставила в одну ноздрю свою белую трубочку и глубоко вдохнула.

Глава 24

По словам Пейдж Маршалл, мама приехала из Италии в Америку, уже беременная мной. Это было в тот год, когда кто-то — неясно кто — ворвался в какую-то там церквушку, где-то на севере Италии. Все это записано в мамином дневнике.

По словам Пейдж Маршалл.

Мама подписалась участвовать в эксперименте по искусственному оплодотворению. Ей было уже почти сорок. Она была не замужем, да и не стремилась замуж, но кто-то пообещал ей чудо.

Этот кто-то знал еще кого-то, кто украл из-под кровати священника обувную коробку. В коробке лежали останки одного человека. Знаменитого человека.

То есть останки — это неправильно сказано.

Там был только кусочек.

Крайняя плоть.