Дома заканчиваются. Участок 800 представляет собой пустырь. Дальше за ним — снова дома. Пустырь весь зарос высокой травой, по периметру тянутся старые яблони со сморщенной древесиной. За ними — кусты одичавшей смородины и еще какой-то колючий кустарник. В центре участка — вообще ничего. Пустое пространство.
На углу — огромный фанерный щит. На нем нарисован квартал из кирпичных домом, тесно лепящихся друг к другу, и улыбающиеся нарисованные человечки в окнах с подвесными цветочными клумбами машут руками зрителю. Внизу идет надпись большими черными буквами: «Скоро здесь будет новый квартал. Строительная компания «Меннингтон»». Земля под щитом усыпана хлопьями облупившейся краски. Кирпичные дома на рисунке давно полиняли до бледно-розового.
Денни вываливает булыжник из коляски, и он падает в высокую траву у тротуара. Денни встряхивает розовое одеяльце и дает два уголка мне. Мы складываем одеяльце пополам, и Денни говорит:
— Если есть человек с прямо противоположной тебе ролевой моделью, то это мой дядя Дон.
Денни кладет одеяльце в коляску, разворачивает ее и идет в направлении к дому.
Я остаюсь стоять на месте и кричу ему вслед:
— Эй, друг, а камень? Он тебе что, не нужен?
И Денни говорит:
— Все эти тетеньки из движения «Матери против пьяных водителей» наверняка закатили неслабую вечеринку, когда узнали, что старина Дон Меннинг отошел в мир иной.
Поднявшийся ветер шуршит высокой травой. Теперь здесь никто не живет — только растения. На той стороне пустыря виднеются огоньки. Фонари на заднем крыльце домов. Между ними и нами — черные изломанные силуэты старых яблонь.
— И чего, — говорю я, — это теперь ничейная земля?
И Денни говорит:
— Да нет. — Он продолжает шагать вперед. — Вообще-то это мой участок.
Я бросаю ему голову пупса и говорю:
— Серьезно?
И он говорит:
— Ну да. — Он ловит голову пупса и кладет ее в коляску. Мы идем мимо темных домов, под светом уличных фонарей.
Свет отражается на начищенных пряжках у меня на туфлях. Я иду, держа руки в карманах. Я говорю:
— Слушай, друг. Я ведь ничем не похож на Иисуса Христа?
Я говорю:
— Пожалуйста, скажи, что нет.
Мы идем.
И Денни говорит, толкая перед собой пустую коляску:
— Надо смотреть правде в лицо, приятель. Ты едва не занялся сексом на престоле Божьем. Еще один шаг к окончательному бесстыдству.
Мы идем, и хмель от пива постепенно выветривается, и я вдруг понимаю, что на улице очень холодно.
И я говорю:
— Пожалуйста, друг. Скажи мне правду.
Я — не добрый, и не душевный, и не заботливый, и не хороший.
Я — просто мерзавец.
Я — малахольный безбашенный неудачник. С этим я еще как-то смирюсь. Я — неисправимый сексуально озабоченный маньяк, который всю жизнь думает не головой, а головкой члена; и я все время должен об этом помнить.
Я говорю:
— Скажи мне еще раз, что я бесчувственная скотина.
Глава 27
На сегодняшний вечер задумка такая: я прячусь в спальне в шкафу, пока девушка принимает душ. Потом она выходит — вся распаренная, и розовая, и вкусно пахнущая духами. На ней — только прозрачный халатик из кружев. Я выскакиваю из шкафа с чулком на голове и в темных очках. Швыряю ее на кровать. Приставляю ей к горлу нож. И спокойно насилую.
Проще пареной репы. Еще один шаг к окончательному бесстыдству.
Просто задайся вопросом: чего бы Иисус
Только она говорит, чтобы я не насиловал ее на постели. У нее бледно-розовое шелковое белье, и она не хочет его испачкать. И не на полу — потому что ковер больно царапает спину. В конце концов мы сошлись на том, чтобы на полу, но подстелив полотенце. Только не хорошее, гостевое, сказала она. Она оставит на туалетном столике старое полотенце, и мне надо будет его расстелить заранее, чтобы потом не перебить настроение.
Прежде чем пойти в душ, она приоткроет окно в спальне.
В общем, я залезаю к ней в спальню, прячусь в платяном шкафу — голый, с чулком на голове, в темных очках и с ножом в руке — с самым тупым ножом, который мне только удастся достать. Полотенце уже расстелено на полу. В чулке жутко жарко, у меня все лицо мокрое. Голова нестерпимо чешется.
Она сказала, в окно — не надо. И через камин — тоже. Она сказала, чтобы я изнасиловал ее у шкафа, но не слишком близко.
Ее зовут Гвен, мы познакомились в книжном, в отделе «Здоровье». Сложно сказать, кто к кому подкатился, но она делала вид, что читает брошюрку о комплексном излечении от сексуальной зависимости, а на мне в тот день были мои «счастливые» трусы, и я взял с полки такую же книжку, уже предвкушая очередную опасную связь.
Птички так делают. Пчелки так делают.
Мне нужен этот прилив эндорфинов. Это мой транквилизатор. Я испытываю настоятельную потребность в выбросе пептида фенилэтиламина. Потому что я наркоман от секса. Больной человек. И вообще, кто их считает?
В кафе при книжном магазине Гвен сказала мне, чтобы я принес с собой веревку — но не нейлоновую веревку, она больно трется о кожу. А на пеньку у нее аллергия — сыпь и кошмарный зуд. Можно воспользоваться изолентой. Но только не широкой. И не заматывать изолентой рот.