Дерьмовая, надо думать, была работенка: брить налысо бедных мышей. И искать табуны необрезанных лошадей.
Смотрю на часы на каминной полке. Наши полчаса подходят к концу. За окном все по-прежнему: Денни сидит в колодках. Времени у него немного — до часу. К Денни подходит бродячий пес, задирает лапу, и струйка дымящейся желтой мочи льется прямо в деревянный башмак Денни.
— И вот еще что, — говорю я, — Джордж Вашингтон держал рабов и никогда не рубил вишневые деревья, и, вообще, он был женщиной.
Они уже направляются к выходу, и я кричу им вдогонку:
— И не трогайте этого парня в колодках! — Я кричу им вдогонку: — И перестаньте трясти яйца в курятнике!
Я кричу им вдогонку: когда будете в сыроварне, спросите там у главного «сырника» — в смысле, сыродела, — почему у него глаза красные, а зрачки расширенные. Спросите у кузнеца, почему у него вены в каких-то точках. Я кричу им вдогонку, этим мелким разносчикам всякой заразы, этим ходячим инфекциям: веснушки и родинки — из них развивается рак. Я кричу им вдогонку:
— Солнце — ваш главный враг. Так что вы лучше держитесь в теньке.
Глава 29
Теперь, когда Денни ко мне переехал, камни валяются по всему дому. Как-то раз я нашел в холодильнике кусок черного с белым гранита. Денни таскает домой осколки базальта, его руки вечно испачканы красным от оксида железа. Он таскает домой булыжники, завернутые в розовое детское одеяльце; и гладкую речную гальку, и искрящиеся слюдой кварциты — он подбирает их по всему городу и привозит домой на автобусе.
Эти камни — приемные дети Денни. Уже набирается целое поколение.
Денни таскает домой песчаник и известняк. Полное одеяльце камней — каждый вечер. Во дворе он их моет под шлангом. Складирует их за диваном в гостиной. Раскладывает по углам в кухне.
Каждый вечер я прихожу домой после тяжелого трудового дня в восемнадцатом веке, и на разделочном столике рядом с раковиной на кухне лежит большой кусок лавы. А в холодильнике, на второй сверху полке, — серый булыжник.
— Слушай, друг, — говорю я Денни, — там, в холодильнике, какой-то камень.
Денни вынимает из посудомоечной машины теплые чистые камни и вытирает их кухонным полотенцем. Он говорит:
— Ты же сказал, что это моя полка. — Он говорит: — И это не просто какой-то камень. Это гранит.
— Но почему в холодильнике? — говорю.
И Денни говорит:
— Потому что в духовке уже нет места.
Духовка полна камней. Холодильник полон. Кухонные шкафчики уже не выдерживают тяжести и срываются со стен.
Изначально предполагалось, что это будет один камень за вечер, но Денни — увлекающаяся натура. Теперь он приносит домой не меньше шести камней за вечер — просто чтобы поддерживать свою привычку. Каждый вечер у нас на кухне жужжит посудомоечная машина, а стойка у раковины застлана лучшими мамиными банными полотенцами, на которых сушатся камни. Круглые серые камни. Квадратные черные камни. Коричневые камни неправильной формы, в желтых прожилках. Травертины. Песчаник. Каждый вечер Денни закладывает в посудомоечную машину новую порцию камней, а вчерашние камни — чистые и сухие — сбрасывает в подвал.
Сначала камни покрыли весь пол в подвале. Потом «поднялись» до нижней ступеньки лестницы. Потом — уже до середины лестницы. Теперь, если открыть дверь в подвал, камни посыплются прямо в кухню. В общем, теперь у меня нет подвала.
— Слушай, друг, скоро здесь вообще места не будет от этих камней, — говорю я. — Иногда у меня возникает такое чувство, что мы живем в нижней части песочных часов.
И наше время как будто уходит.
Скоро его не останется вовсе.
Нас засыплет песком.
Похоронит заживо.
Денни весь грязный, оборванный — сюртук порван под мышками, галстук висит как тряпка, — стоит на автобусной остановке, прижимая к груди розовый сверток. Когда руки затекают, он легонько подбрасывает сверток. Потом подходит автобус, и Денни заходит туда со своим ребенком. Хлюпая носом. С грязью, размазанной по щекам.
За завтраком я говорю:
— Слушай, друг, ты вроде бы собирался — по
И Денни говорит:
— А я так и делаю. По одному.
И я говорю:
— Ты законченный наркоман. — Я говорю: — Не ври. Я знаю, что ты таскаешь как минимум по десять в день.
Денни кладет камень в аптечку в ванной и говорит:
— Ну ладно. Я слегка опережаю график.
Я говорю, что в стояке в туалете тоже полно камней.
Я говорю:
— Если это камни, это еще не значит, что с ними надо обращаться по-свински.
Денни — с его вечно сопливым носом, с его бритой налысо черепушкой, с его розовым одеяльцем, промокшим под дождем, — стоит на автобусной остановке. Стоит и кашляет. Перекладывает свой сверток из руки в руку. Наклоняется над одеяльцем и поправляет розовый атласный краешек. Со стороны это смотрится так, словно заботливый папа защищает ребенка от ветра; на самом же деле это все для того, чтобы никто не заметил, что там у него никакой не ребеночек, а вулканический туф.
Дождь тонкой струйкой стекает по треуголке ему за шиворот. Острые камни рвут подкладку карманов.
Под всем этим весом, в одежде, пропитанной потом, Денни совсем похудел. И продолжает худеть.