На купонах написано:
Сумасшедшие и инвалиды, говорит ему мама, всегда садятся на самолет самыми первыми, так что ты со своей обезьянкой не будешь париться в очереди. Даже если ты приезжаешь последним, тебя все равно пропускают первым. Мама кривит рот на сторону и резко шмыгает носом, одной ноздрей. Потом кривит рот на другую сторону и шмыгает второй ноздрей. Она постоянно касается своего носа. Трет переносицу, щиплет себя за кончик носа. Нюхает лак у себя на ногтях. Запрокидывает голову и шмыгает носом, чтобы кровь не лилась наружу. Сумасшедшие, говорит она, они всегда самые главные.
Она дает ему марки, чтобы он клеил их на конверты.
Очередь наконец подходит. Мама наклоняется к окошку и говорит:
— У вас нет, случайно, бумажной салфетки? — Она протягивает кассирше пачку конвертов. — Вы не опустите эти письма в почтовый ящик?
Мы проходим на территорию зоопарка. Звери за прутьями клетки, звери за толстыми стеклами, на островках, окруженных глубокими рвами с водой. В большинстве своем звери лежат на земле и вылизываются — между задними лапами.
— Вот они, дикие звери, — говорит мама, повысив голос. — Вы им обеспечиваете все условия для жизни, кормите до отвала здоровой пищей, и вот — их благодарность.
Остальные мамаши что-то шепчут своим детишкам и поспешно отводят их к другим вольерам и клеткам.
Прямо у них на глазах обезьяны-самцы тянут себя за пиписки и пускают струи чего-то вязкого и белого. Это вязкое-белое стекает по стеклу вольера с той стороны. Все стекло в белых кляксах. Старые кляксы уже засохли и потихоньку стираются.
— Им больше не надо бороться за существование, и вот что мы получили, — говорит мама.
Они подходят к вольеру с дикобразами. Дикобразы, объясняет мама, мастурбируют, совокупляясь с палочкой. Садятся на нее верхом, как ведьмы на метлу, и трутся. Палочка быстро пропитывается мочой и выделениями из желез. Воняет ужасно. Но дикобраз ни за что не променяет свою вонючую палочку на новую — чистую.
Они наблюдают за дикобразом, трущимся о свою палочку, и мама говорит:
— Какая изысканная метафора.
Маленький мальчик представляет себе, как это будет, когда они выпустят всех зверей. Тигры, пингвины… и все дерутся друг с другом. Леопарды и носороги кусают друг друга. Рвут на части. Ему понравилась эта идея, маленькому засранцу.
— Единственное, чем мы отличаемся от животных, — говорит мама, — это тем, что у нас есть порнография. — Просто еще один символ, говорит она. И она не взялась бы судить, как это отличие характеризует людей: лучше мы или хуже животных.
Слоны, объясняет мама, могут использовать хобот.
Паукообразные обезьяны — хвост.
Мальчику все это неинтересно. Ему интересно было бы посмотреть, как звери дерутся друг с другом.
— Мастурбация, — говорит мама, — их единственный способ бежать от действительности.
В отличие от нас, думает мальчик.
Грустные звери в грустном экстазе, косоглазые медведи, гориллы и выдры — все ублажают себя, кто как может. Звери почти что не дышат. Маленькие глазки почти что закрыты. Усталые лапки — все в чем-то липком и вязком. Взгляд совершенно застывший.
Киты и дельфины трутся о стенки бассейна, говорит мама.
Олени трутся рогами о траву, говорит мама, и так доводят себя до оргазма.
Малайский медведь спускает на камни вольера. Потом откидывается на спину и закрывает глаза. Маленькая вязкая лужица сохнет на солнце.
Мальчик шепчет: это так грустно.
— Хуже, — говорит мама.
Она рассказывает про знаменитого кита-убийцу, которого снимали в кино, а потом поместили в роскошный новый аквариум, но он все равно пачкает стенки. Смотрители уже не знают, что делать. Сейчас они пытаются выпустить кита на свободу.
— Мастурбация как путь к свободе, — говорит мама. — Мишелю Фуко бы понравилось.
Она рассказывает, что когда совокупляются две собаки, мальчик и девочка, головка пениса у мальчика разбухает, а влагалище у девочки сжимается. Даже когда все закончится, они какое-то время не могут рассоединиться. Им приходится ждать — жалким, беспомощным, — пока все не придет в норму.
Большинство браков, говорит мама, строятся по тому же сценарию.
Рядом с нами давно уже никого нет. Последние мамаши отвели своих чад подальше. Теперь, когда они с мамой остались одни, мальчик спрашивает шепотом, как им добыть ключи, чтобы освободить животных.
И мама говорит:
— У меня все с собой.
Мама подходит к клетке с обезьянами и достает из сумочки горсть таблеток — маленьких, кругленьких, красненьких. Кидает их в клетку. Таблетки рассыпаются по полу. Обезьяны заинтересованно смотрят.
На мгновение мальчику становится страшно. Он говорит:
— Это яд?
И мама смеется.
— А что, это
Обезьяны уже собирают таблетки с пола и кладут в рот.
И мама говорит:
— Успокойся, малыш. — Она достает из сумочки свою белую трубочку. Трихлороэтан. — Это, — она кладет себе на язык красненькую таблетку, — это всего лишь старое доброе ЛСД.