Удушье

Я просто устал, говорю я ему. Похоже, такая у меня судьба — чтобы бабы меня шпыняли. Сначала — мама, теперь — доктор Маршалл. Плюс еще — Нико, Лиза и Таня. Для вящей радости. Гвен, которая не дала мне себя изнасиловать. Они вполне самодостаточны. Они все считают мужчин устаревшим и бесполезным приспособлением, которое скоро выйдет из употребления. Как будто мы, мужики, — просто какие-то сексуальные приложения. Что-то вроде аппендикса.

Система жизнеобеспечения для эрекции. Или для бумажника.

Но отныне и впредь я больше не буду им потакать.

Я объявлю забастовку.

Отныне и впредь пусть женщины сами открывают двери.

Пусть сами расплачиваются в ресторане.

Я больше не помогаю подругам двигать диваны.

И не открываю им банки с тугими крышками.

И не опускаю сиденья на унитазах после того, как пописаю.

Черт возьми, я теперь даже и поднимать их не буду, когда пойду писать.

Буду писать прямо на сиденья.

Я машу официантке и показываю ей два пальца. Международный жест, означающий «еще два пива, пожалуйста».

Я говорю:

— Посмотрим, как они без меня обойдутся. Посмотрим, как их маленький женский мирок со скрипом встанет.

Теплое пиво отдает дыханием Денни, его зубами и бальзамом для губ. Вот как мне хочется выпить.

— Да, и еще, — говорю, — если я вдруг окажусь на корабле, который будет тонуть, я первым брошусь к спасательным шлюпкам.

В принципе женщины нам не нужны. Мы прекрасно без них обойдемся. Для секса можно использовать много чего другого — просто иди на собрание сексоголиков и конспектируй. Арбузы, подогретые в микроволновке. Вибрирующие рукоятки газонокосилок — как раз на уровне «ниже пояса». Пылесосы и стулья из гибкого пластика. Интернет-сайты. Все эти чаты, где сексуально озабоченные маньяки изображают из себя шестнадцатилетних девиц. Сексапильные роботы, изобретенные в ФБР.

Покажи мне хоть что-нибудь в этом мире, что действительно было бы тем, чем кажется.

Я говорю Денни:

— Женщины не хотят равноправия. У них больше власти, когда их подавляют. Мужчины им просто необходимы — как главный враг для оправдания всеобщего заговора. Собственно, вся их хваленая индивидуальность только на этом и строится.

Денни отрывается от своего альбома, смотрит на меня и говорит:

— Слушай, друг, у тебя как с головой?

— У меня с головой все нормально, — говорю я.

Я говорю, что убил бы того идиота, который придумал дилдо. На самом деле.

Музыка обрывается воем сирен воздушной тревоги. На сцену выходит новая танцовщица, в ярко-розовом полупрозрачном белье, похожая на порочную куклу.

Она спускает с плеча бретельку. Сосет указательный палец. Вторая бретелька падает сама, лифчик держится только за счет полноты груди.

Мы с Денни смотрим. Лифчик падает на пол.

Глава 32

Приезжает техпомощь из автоклуба, и девушке из регистратуры надо выйти встретить механиков, и я говорю ей: какие проблемы, я пока тут подежурю.

Когда я выходил из автобуса у больницы, я заметил, что у нее на машине спущены две задних шины. Я сказал ей об этом, стараясь все время смотреть ей в глаза.

На экране монитора — столовая, где старушки едят на обед какую-то пюреобразную пищу разных оттенков серого.

Переключатель стоит на цифре «один». Слышна тихая музыка в лифте и шум текущей воды.

На экране — комната для ремесел и рукоделия. Там никого нет. Через десять секунд — комната отдыха. Телевизор выключен. Еще через десять секунд — библиотека. Пейдж катит коляску, в которой сидит моя мама, вдоль полок со старенькими потрепанными книжками.

Я кручу ручку переключателя и ловлю их голоса на цифре «шесть».

— Жалко, что мне не хватило смелости не бороться и не сомневаться во всем, — говорит мама. Она протягивает руку, касается корешка книжки на полке и говорит: — Жалко, что я ни разу — ни разу — не смогла сказать: «Вот. Вот это действительно хорошо. Потому что я это выбрала».

Она берет книжку с полки, смотрит на название и ставит книжку обратно, качая головой.

Мамин голос в динамике — приглушенный, скрипучий. Она говорит:

— А как вы решили стать врачом?

Пейдж пожимает плечами:

— Надо же чем-то заниматься…

На экране — пустой двор на задах больницы.

Мамин голос в динамике говорит:

— Но почему вы выбрали именно медицину?

И Пейдж в динамике говорит:

— Я не знаю. Мне просто вдруг захотелось стать врачом… — Они переходят в другую комнату, и голоса затихают.

На экране — стоянка перед главным входом. Там припаркован фургончик техпомощи. Механик стоит на коленях перед синей машиной. Девушка из регистратуры стоит тут же рядом, сложив руки на груди.

Я кручу ручку переключателя на динамике.

На экране — я сам. Сижу, прижав ухо к динамику.

На цифре «пять» стучит пишущая машинка. На цифре «восемь» гудит фен. На цифре «два» — мамин голос. Она говорит:

— Знаете старую поговорку: «Те, кто не помнит своего прошлого, обречены повторять его снова и снова»? А я так думаю, что те, кто помнит свое прошлое, — им еще хуже.

Голос Пейдж в динамике говорит:

— Те, кто помнит свое прошлое, все равно помнят его не таким, каким оно было на самом деле.