– Я мог бы предложить в твое распоряжение свой дом, – задумчиво произнес начальник скульпторов и с досадой сжал кулаки. – Но поскольку моя глупость заставила меня поселить там женщину, у которой дети… Я не могу выгнать ее прочь.
– Пусть даст развод, – подсказал кто-то из подмастерий.
– Нельзя получить развод, если не было барка, – заметил Тутмес. – И, к тому же, я не хочу совершать злые поступки.
Он пристально посмотрел на Мааби, затем – на Халосета и добавил:
– Но я знаю, что делать. Во всяком случае, мне терять нечего. Если затея удастся, пусть это будет моим подарком к вашей свадьбе.
Сказав это, Тутмес поспешил к выходу из пещеры. Все молча посмотрели ему вслед. У многих на лицах было написано непонимание.
– Чего он приходил? – спросил один из скульпторов.
– Причуды нашего начальника что-то уж слишком часты в последнее время, – заметил другой.
– Он прощался с вами, – спокойно сказала Мааби, и ее тон подтверждал истину произносимого.
– Я не понимаю! – вскричал Халосет. – Как – прощался? Да он опять был пьян! Он давно ведет такую жизнь!
Мааби не отвечала.
– Что значит – прощался? – продолжал допытываться молодой ваятель. – Он что, собрался умирать? Но он слишком здоров для этого и благоразумен, а фараон слишком ценит его и не даст ему ни умереть, ни покинуть Египет.
– Ты говоришь правильно, – наконец молвила Маабитури. – Но поверь мне, иногда люди чувствуют свою судьбу, и для этого не обязательно обладать ясновидением. Тутмес движим судьбой.
И никто не нашелся, что ответить прорицательнице. Тишина воцарилась в холодной пещере в глубине горы. На одной из стен при ровном свете ламп Халосета виднелись сработанные Тутмесом рельефы изумительной выразительности и красоты. Здесь, в этом местечке, после смерти должен был найти вечный приют великий фараон Обеих Земель Амонхотеп IV, прозвавший себя Эхнатоном. К нему-то и держал путь начальник скульпторов Тутмес.
Он нашел его в той части дворца, которая служила для официальных церемоний. Эхнатон только что вернулся из дворцового храма и, казалось. Общение с богом немного развеяло темные мысли, которые не покидали повелителя вот уже несколько лет.
Эхнатон рассматривал портреты своих приближенных, сработанные лучшими ваятелями Египта, но не мог не признать, что портрет начальника колесничего войска, созданный Тутмесом, был лучшим. Статуи находились повсюду в этой комнате. И по ним можно было проследить тот путь, что прошла скульптура за время правления Эхнатона.
Тутмес вошел без предупреждения, не дав слуге объявить о его приходе, и несчастный раб, не зная, что делать, переминался с ноги на ногу, стоя в дверях за Тутмесом.
– Приветствую своего фараона! – громко и внятно сказал ваятель.
Эхнатон обернулся на голос.
Слуга со страха втянул голову в плечи.
– О, почтенный Тутмес, – произнес фараон. – Почему ты здесь?
Он подал знак слуге оставить их одних, и тот повиновался.
– Ты вовремя, – молвил повелитель Обеих Земель. – Не далее, чем через день в Ахетатоне состоится свадьба моей дочери Анхесенпаатон с Тутанхатоном из нома Анхота в Уасете. Говорят, этот мальчик очень похож лицом на меня, точно он – мой сын.
– Я слышал об этом, – сдержанно ответил Тутмес.
– И что? – повелитель ждал мнения ваятеля, но вместо рассуждений о портретном сходстве он вдруг услышал:
– Люди удивлены, что фараону вздумалось заключать брак между малолетними детьми.
– Нет дела, в которое бы люди не сунули носа, – с долей презрения заметил Эхнатон. – Мной движет государственная необходимость. Я должен быть уверен, что трон Египта в преданных руках.
– А что же Сменкхара? – задал вопрос Тутмес.
– Он уже немолод и болен, а я должен заботиться о будущем, – Эхнатон тяжело вздохнул, но тут же оживился. – Мне хочется, чтобы новобрачные получили в подарок статую, неотличимую от живого человека. На это способен только ты, мой скульптор.
Тутмес покачал головой:
– Для такой работы нужна юношеская уверенность и время. Двух дней не хватит даже на то, чтобы сделать заготовку.
Эхнатон пристально взглянул в глаза ваятелю:
– Что-то случилось с тобой. В глубине души ты утратил то, что всегда отличало тебя от остальных.
– Но ведь и про сына Атона можно сказать то же самое, – не отводя глаз, твердо произнес Тутмес.
– Ты отказываешься выполнить скульптуру? – осведомился Эхнатон холодно.
– Да. И не потому, что боюсь работы. Я покидаю твою страну, о фараон.
Эта новость молнией прожгла повелителя.
Не желая показывать вида, что взволнован, он спросил как можно равнодушнее:
– Что-нибудь случилось?
– Я потерял вкус к работе.
– И думаешь обрести его где-нибудь в других землях?
– Нет.
– Тогда объяснись.
– Хорошо, – Тутмес прошелся вдоль «портретной галереи», почти не глядя на изваяния. – Я давно хотел просить тебя меня отпустить. А сейчас обращаюсь к тебе с еще одной просьбой.
– Я слушаю, – фараон оставался неподвижен.
– Мой ученик Халосет, подаривший тебе деревянный трон, символ твоей власти, до сих пор живет в мастерской, не имея собственного дома.
– Почему он не обратился ко мне сам?