Угодный богу

– Я и не спорю, – согласился старик. – Думаешь, мне надоело жить? – он усмехнулся. – Поверь, ни одна тварь по доброй воле не стремится к смерти. И если я не выжил из ума или не страдаю от мучительных болезней, я хочу и дальше топтать землю, видеть солнце, есть, пить, слушать, ощущать… Вот сейчас отогреемся и в путь.

Завеса, закрывавшая вход, отодвинулась, и вместе с пургой и снегом в хижину вошла женщина с вязанкой хвороста. Она свалила хворост у порога и прошла к огню, желая рассмотреть гостей и погреть руки.

Пламя бросило на нее свой отблеск, и Тотмий с неприятным холодком в позвоночнике узнал знакомый, бесконечно любимый образ, так часто изображаемый им в последние полтора десятилетия. Он отвел глаза в сторону, словно желая избавиться от видения, и вновь посмотрел на вошедшую.

Женщина заметила его странный взгляд и улыбнулась, показывая крепкие ровные зубы. Она действительно была поразительно похожа на царицу Нефертити.

Тотмий разозлился. Он уговаривал себя признать это сходство совершенно случайным, и, возможно, игрой света и тени. Но разум спорил с ним, доказывая свое, то, что он судил о смерти царицы по слухам, но сам никогда не видел ее мертвой, и она может где-то существовать. А если это так, то, возможно, случайно встретившись, узнает его. Но Тотмий спорил с самим собой. Царица была гораздо старше женщины, вошедшей в лачугу. И не могла оказаться здесь, так далеко от Египта, от тепла и привычной ей роскоши. Но разум задавал Тотмию вопрос: почему же ее редкая красота нашла свое воплощение в бедной простолюдинке? И почему Нефертити однажды, при их первой встрече, говорила с ним по-китайски? Не жила ли она когда-то среди этих людей? Судьба загадочна и любит задавать вопросы, на которые трудно найти ответы. Тотмий был раздосадован.

– Что ты так следишь за этой женщиной? – осведомился Ну-от-хаби.

Только тут Тотмий понял, что все это время не сводил глаз с вошедшей. И смутился.

– Ничего, учитель, – сказал он, с трудом отводя взгляд от заворожившего его лица, но успел заметить, как женщина еще раз ему улыбнулась.

Странники стали собираться в дорогу.

– Куда вы? – остановила их молодая женщина. – Начинается снежная буря, лучше оставаться в укрытии до утра.

Ну-от-хаби и Тотмий переглянулись.

– Если кто-то и преследует нас, он не полезет наперекор стихии, – рассудил китаец и принялся устраиваться на ночлег.

Тотмию ничего не оставалось, как согласиться.

Ночь он провел без сна. И не потому что было холодно и жестко. Мысли и воспоминания не давали сомкнуть глаз. Возможно, он и спал, но сам так не думал. Яркие картины лет, проведенных при дворце фараона Эхнатона, пожаловали к нему в гости в эту ночь, мелькали перед глазами, беспорядочно сменяя друг друга, словно соревнуясь в своем бесконечном танце. И мысль о том, имеет ли живущая в лачуге женщина какое-нибудь отношение к Нефертити, острым гвоздем засела в мозгу и мешала, и причиняла боль.

Наутро, когда они уходили, она вышла проводить странников. Ее старая мать предпочла оставаться внутри помещения, греясь возле тлеющего огня

Теперь пурга стихла, вокруг лежал снег. Было пасмурно, но очень светло. Снег не слепил, как в солнечную погоду, а лишь умножал свет неба.

Только теперь Тотмий смог как следует рассмотреть лицо незнакомки. И что ж? Ей было лет двадцать пять. И она уже не поражала своим сходством с царицей Египта, потому что имелись очень существенные различия и в форме губ, и в разрезе глаз. Но все-таки что-то неуловимо знакомое сквозило в ее чертах, так вчера смутивших Тотмия.

Китаец с помощью ученика взобрался на коня, через спину которого были переброшены сумки с поклажей, Тотмий оседлал другого жеребца. Путешественники распрощались с молодой хозяйкой покосившейся лачуги и поблагодарили ее за гостеприимство.

Женщина все смотрела им вслед и улыбалась. Тотмий не оглядывался, а все упирался взглядом в снег под копытами коня.

Немного отъехав, Ну-от-хаби неожиданно прямо спросил его, не дав опомниться:

– Она действительно так похожа на твою царицу?

Тотмий не сразу нашел в себе силы ответить.

– Нет, – наконец выдавил он. – Мне это только показалось. Тогда, в неверном свете ночи.

– Ох, беда, беда! – с деланным сочувствием запричитал старик. – Если скульптор жалуется на ненадежное зрение, ему поря заводить учеников.

– Не смейся, учитель, – попросил Тотмий. – Кто знает, может, Нефертити родом из этих мест? Она понимала китайский.

– Не стоит мучить себя вопросами, на которые ты никогда не получишь ответов. То, что приносит боль, нужно отсечь и не бередить рану. Ты меня понял? Пора оставить мысли об ушедшем, – сказал Ну-от-хаби. – Займись работой над собой.

Скульптор задумался. Его лицо выражало бесконечную тоску по безвозвратному.

– Ты прав, учитель. Как всегда, – наконец признался он.

– Тогда пора пришпорить коней, за нами может быть погоня, – напомнил ему старый ювелир и немедленно это исполнил.

Тотмий кивнул в знак согласия и тоже подстегнул своего жеребца.

Лачуга осталась далеко позади.

Египет. Ахетатон.