Угодный богу

Они прошли через помещения, совещенные только огнем костров и факелов. Потолок пещеры был очень высок и терялся в темноте. Мужчины разных возрастов, но в такой же одежде, как у впустившего их незнакомца, тоже бритоголовые, проходили мимо вновь прибывших и приветствовали их радушными улыбками.

– Почему среди них нет женщин? – спросил Тотмий своего учителя.

Ну-от-хаби ответил, немного подумав:

– Потому что эти люди заняты разговором со своим богом, а женщины часто вмешиваются в чужую беседу.

– И они, эти все… – Тотмий не мог подобрать нужного слова для обитателей пещеры. – Они здесь живут всё время?

– Да. И мы будем здесь жить, – сказал китаец, устраиваясь возле одного из костров.

Тотмий положил на каменистый пол дорожные сумки, в которых Ну-от-хаби тут же принялся копошиться. Его же самого увлекало это место. Он хотел знать про людей, которые здесь обитают.

– Как можно прожить жизнь, ничего не повидав, не узнав? – недоумевал скульптор.

– У этих людей другие цели. Они хотят покоя, – отвечал китаец, доставая из сумок провизию.

Тотмий и Ну-от-хаби не знали, что пущенные по их следам всадники императора, остановленные ночным бураном, наверстывали упущенное время и уже достигли деревушки, которую путешественники обошли стороной. Они заходили в каждый дом, в каждую постройку. Они выпытывали о странниках, маленьком китайце и высоком голубоглазом иноземце, но в селении никто ничего не мог им сказать. Обозлившиеся и отчаявшиеся от своей тщетности, всадники расположились в деревушке на ночлег, собираясь утром в обратный путь и условившись сообщить императору, что видели, как беглецы в пылу погони свалились в пропасть и разбились вместе со своими лошадьми. Они тешили себя надеждой, что такое героическое объяснение смягчит гнев императора и отведет от них причитающуюся в подобных случаях кару. Но в глубине души каждый понимал, что по возвращению ничего хорошее их не ждет. Однако деваться им было некуда. Такова служба. Таков закон.

Тотмий осматривался. И вдруг он ощутил странное чувство, неодолимое желание подойти к отдаленному углу пещеры, где тоже горел костер. Никогда раньше ваятелю не приходилось переживать подобного ощущения. Но он не стал противиться и приблизился к тому месту, куда звал его голос подсознания.

Возле маленького костра сидел глубокий старик, но сохранивший до преклонного возраста юношескую осанку.

– Ты знал их всех, ты был с ними, и только тебя не застигла смерть Нефертити, – сказал старик, не поворачивая головы к Тотмию и продолжая смотреть на огонь.

При звуке дорогого имени скульптор замер, старик же, в свою очередь, продолжал:

– Ты можешь думать, что угодно. Что я сошел с ума. Что с ума сошел ты. Но только тебе, тебе единственному разрешено помнить о ней. Только в тебе сохранена память об Эхнатоне. Ты не забудешь ничего. Никогда.

– А ты? – спросил Тотмий, в тот момент мало понимая смысл сказанного.

– Я – не в счет. Я завершаю круг и больше не вернусь в мир.

Слова старика казались неразрешимой загадкой.

– Кто ты? – задал вопрос Тотмий, и получил ответ:

– Я – Хануахет. Учитель твоего фараона.

Скульптор ощущал себя вне реальности, мысли плыли, покачивались вместе с языками пламени костра, он слышал свой голос как бы со стороны:

– Эхнатон много говорил о тебе…

– Я рад, Тутмес.

Тотмий вздрогнул. Он давно уже не звался этим именем. Это движение встряхнуло его. Он понял, что не спит.

– Как ты узнал меня? – спросил он старика.

– Это необъяснимо. Я знаю… Так же, как и то, что ты прибыл сюда с ювелиром Ноотхабом, скрываясь от гнева китайского фараона. Здесь вас не будут искать, сочтя погибшими в ледяных горах. В этой пещере вы получите приют на долгие годы. Вы послужите своему богу.

Тотмий осознал вдруг, что может более никуда не бежать. Он может делать только то, что сам захочет. Вокруг есть камень, а что еще ему нужно для работы?..

– Но ты… – Старик прищурился и посмотрел на Тотмия. – Ты пробудешь здесь лет семь. Только семь. Старый китаец сумеет вернуть тебя людям.

– Зачем, Хануахет? – вдруг спросил Томий, в душе он протестовал словам старого жреца.

Но услышал в ответ:

– Ты должен еще многое сделать.

– Что именно? Моя жизнь закончилась в Египте! Это были лучшие годы…

– Ты слишком занят собой, – покачал головой Хануахет. – Подумай о других. Ты должен оставить учеников. Много.

– Они у меня уже есть!

– Неужели так говорят мудрецы? Не тебе дано пресечь цепь таинства передачи дара: тебя учил Ноотхаб, его – старый учитель Локхин, а его еще и еще… Так разве можешь ты, кому столько людей отдали свое мастерство, свое умение, свой огонь, взять и оборвать их дело?

Тотмий молча слушал.

– Слушай Ноотхаба, он объяснит тебе куда лучше меня. А пока отдохни с дороги. Впереди у тебя еще очень-очень долгий путь. Твой нынешний возраст – не конец жизни, и не ее середина. А лишь первое ее осмысление.

Скульптор поклонился Хануахету и в задумчивости вернулся к костру, где Ну-от-хаби уже ждал его, чтобы перекусить.

Старик, прямой как палка, проводил глазами Тотмия, и сказал, казалось, самому себе:

– Он достоин тебя, Эхнатон.