На конференции сложилась такая ситуация, когда американская и советская делегации, выразив желание окружить Германию с двух сторон и найдя (уже утром первого дня) понимание во вопросе о судьбе колониальных владений, выступили против тенденций, олицетворявшихся Черчиллем. Премьер-министр, при его исключительном чувстве истории, понимал, что ведет арьергардные бои от лица всего западноевропейского центра, и он постарался использовать все дипломатические возможности. Черчилль решил не идти напролом, он кротко согласился с тем, что высадка во Франции начнется в условленный срок. Но до означенной даты еще полгода. Следовало подумать о находящихся в руках возможностях. Месяц-два в случае с “Оверлордом” (высадкой во Франции) не меняли общего стратегического положения, но за эти недели можно было многого добиться на Юге Европы: нажим на Турцию с целью вступления ее в войну против Германии, укрепление югославского плацдарма на Балканах.
При всем стремлении Рузвельта на данном этапе найти взаимопонимание с СССР, он еще не совсем оставил идею решения “русской задачи” посредством выхода американо-английских войск навстречу Советской Армии в Восточной Европе. Поэтому он (довольно неожиданно) предложил рассмотреть возможность поддержать югославов крупными силами и выйти на центрально-европейские равнины с юга.
Сталин бережно относился к достигнутому, как ему казалось, пониманию с американцами. Поэтому он, как бы не замечая “югославских авантюр” Рузвельта, резко выступил против Черчилля и его идей удара по “мягкому подбрюшью”. Совместными усилиями американская и советская делегации преодолели “балканский уклон” Черчилля. (Нужно сказать, что и у англичан, столь подозрительных в этом отношении, не возникло опасений по поводу советской политики в отношении Балкан. По возвращении из Тегерана командующий генеральным штабом Брук сообщил военному кабинету об “очевидном отсутствии интереса” у СССР к Балканам).
Оставленный американцами, Черчилль был прижат к стене вопросом Сталина: “Верит ли премьер в “Оверлорд” или “говорит это лишь для успокоения русских?” Англичане не имели выбора. 30 ноября Черчилль официально поддержал высадку в Северной Франции в мае 1944 года.
Лидеры трех величайших стран, решив главный насущный вопрос, могли немного заглянуть в будущее. Рузвельт высказал заинтересованность в послевоенной оккупации части Европы американскими войсками. Географически его интересы простирались на северо-западную Германию, Норвегию и Данию. Рузвельт рассчитывал иметь в Европе оккупационные силы размером около миллиона человек. Сколько времени они будут стоять в Европе, было неизвестно. Пока Рузвельт говорил об одном - двух годах.
После сигар и кофе Рузвельт отправился спать. На американской вилле Черчилль остался сидеть со Сталиным на софе и предложил поговорить о том, что “может случиться с миром после войны”. Присутствовал Антони Иден. Это была, как потом оценил ее Черчилль, историческая беседа. Сталин ответил, что “прежде всего следует обсудить худшее, что могло бы случиться”. Он сказал, что боится германского национализма, и необходимо сделать все, чтобы предотвратить развитие этого явления. “После Версаля, - сказал Сталин, - мир казался обеспеченным, но Германия восстановила свое могущество очень быстро. Мы должны создать сильную организацию, чтобы предотвратить развязывание Германией новой войны”. Черчилль спросил, как скоро Германия может восстановить свои силы? На что Сталин ответил, “возможно, примерно за 15-20 лет. Немцы, - сказал Сталин, - способные люди, они могут быстро восстановить свою экономику”. Черчилль ответил, что немцам должны быть навязаны определенные условия: “Мы должны запретить им развитие авиации, как гражданской, так и военной. И мы должны уничтожить всю систему генерального штаба”.