Уинстон Черчилль

Черчилль резко выступил против схем президента. Он явно боялся оставить СССР на континенте сильнейшей европейской страной, его предложения были направлены на то, чтобы сохранить значительную часть Германии крупным государством. В плане Моргентау он увидел конструктивную и деструктивную стороны. Черчилль был определенно согласен лишь со следующим: “Главное - изоляция Пруссии. То, что потом будет сделано с Пруссией - вторичный вопрос. Следовало бы также выделить Баварию, Вюртемберг, Палатинат, Саксонию и Баден-Баден. Если к Пруссии следует подойти со всей жесткостью, то ко второй группе германских земель, он бы подошел мягче. Ему импонирует идея создания того, что можно бы быть названо Дунайской конфедерацией. Люди в этой части Германии не столь жестоки и в течение одного поколения раздельного существования они будут совершенно иными. У них не будет намерений начать еще одну мировую войну и они постараются - а мы будем стремиться им помочь - чтобы они позабыли о Пруссии”. У Черчилля не было сомнений, что дунайское государство было бы мощной силой, как не было сомнений в том, что германский элемент в нем безусловно доминировал бы. Сталин немедленно указал на эту опасность. Черчилль тотчас же высказал свои опасения по поводу Европы, где Советскому Союзу противостояли бы лишь малые и слабые государства. В наступившей пикантной паузе президент Рузвельт произвел своего рода революцию, когда заявил, что “согласен с маршалом… Германия была менее опасной для цивилизации, когда состояла из 107 провинций”. Нет сомнения, что эта поддержка Рузвельта была высоко оценена Сталиным. Но трехстороннего согласия по поводу будущего Германии в Тегеране достигнуто не было, и дело было передано в Европейскую совещательную комиссию, основанную во время предшествовавшей Тегерану Московской конференции министров иностранных дел. Протоколы Тегерана позволяют сказать следующее: здесь наметилось подлинное советско-американское понимание в отношении того, что Германия должна быть поставлена в положение, при котором она перестанет быть возмутителем европейского мира и источником агрессии.

Черчилль, чувствуя, что он теряет вес в “большой тройке”, выступил навстречу советской позиции по польскому вопросу. Предлагаемая советским правительством Польше компенсация за утраченные ею в 1939 году Западную Белоруссию и Западную Украину была более чем справедлива. Польше предлагались бывшие немецкие территории (Восточная Пруссия и Силезия) - территории гораздо более ценные, “чем болото, расположенное в районе реки Припять”. В индустриальном плане это один из наиболее развитых районов Европы, и Польша не может жаловаться. “Следует сказать полякам, что русские правы, что им предлагается справедливая и выгодная сделка. Если поляки не пойдут на нее, мы не сможет им помочь”. Сталин при этом вынул карту старой линии Керзона с территориальными обозначениями, указанными в телеграмме, посланной в 1920 г. лидерами Антанты. Отмеченные названия городов указывали, какой видела границу между Польшей и Россией далеко не дружелюбно настроенная в отношении русских Антанта в 1920 г. На это премьер-министр сказал, что “ему нравится эта карта и он скажет полякам, что, если они не примут предлагаемой границы, то будут дураками. Он напомнит им, что, если бы не Красная Армия, они были бы полностью уничтожены. Он скажет, что им предоставляется прекрасное место для жизни - более 500 км в каждую сторону от середины страны”.

В последний день тегеранской конференции Рузвельт заявил Сталину, что одобрил бы перенос восточной польской границы на запад, а западной польской границы - до реки Одер. Правда, Рузвельт сделал оговорку, что потребность в голосах польских избирателей на президентских выборах 1944 года не позволяет ему принять “никакое решение здесь, в Тегеране, или наступающей зимой” по поводу польских границ. Склонившись над картами, Черчилль и Сталин обозначил то, что Черчилль назвал “прекрасным местом для жизни поляков” - их новые границы.

Полагаем, не будет ошибкой сказать, что в ходе Тегеранской встречи “большой тройки” Рузвельт внес коррективы в свой стратегический план создания опеки “четырех полицейских” и расклада сил внутри четырехугольника. Сущность этих корректив заключалась в том, что президент пришел к выводу о возможности достаточно тесных и взаимовыгодных советско-американских отношений в будущем мире. Мир, в котором США и СССР будут друзьями, определенно виделся как более стабильный, более надежный, более упорядоченный. Две наиболее мощные державы мира, найдя общий язык, самым надежным образом гарантировали мир от войны.