Марти был музыкантом, композитором. Иногда он наряжал нашу младшую сестренку в многослойные костюмы – например, в свою рубашку, подпоясанную вокруг талии галстуком, – и завершал ее образ подходящими по цвету колготками. Он перешил мои лучшие тренировочные шорты, так чтобы они стали более облегающими, и надевал их на танцы. Девушки его обожали, потому что он был симпатичным, обходительным и танцевал хастл. Но он никогда ни с кем не встречался.
Мама боготворила и лелеяла его, как и все ее подруги, и это оказалось палкой о двух концах. Когда Марти ясно продемонстрировал, что он не такой, как большинство других мальчиков, ее стали в этом винить. Что она сделала не так – нарядила его в вельветовые брюки вместо джинсов? Мой отец, в частности, придумывал всевозможные объяснения, например что он «слишком много времени проводил с женщинами», или мама его чересчур избаловала.
Папа даже попытался проводить сеансы коррекционной терапии – орать во всю глотку прямо в лицо:
– Кто тут главный – я или мама?
Марти кротко отвечал:
– Ты, папочка.
И как только он это говорил, папа бил его кулаком в грудь и называл сопляком. Мой отец спокойно относился к гомосексуалам, его старший брат был таким. Несколько раз, когда мы навещали дядю Дикки, отец с удовольствием брал из его рук тарелку домашней стряпни, да и вообще, казалось, любил своего старшего брата. Однако такую же терпимость и понимание к сыну, который не стал его отражением, он проявить не смог.
Пусть я была похожа на него, отец никогда не называл меня пацанкой. Мама всегда говорила, что я – истинная Кроуфорд. Я унаследовала от отца внешность, атлетичное тело и соревновательный характер, в то время как мягкий артистичный Марти и тихая умная Бина пошли в маму.
Как только мама забрала нас от отца, Марти расцвел. Он был красивым парнем, с большими, глубокими печальными глазами. Вокруг него всегда вились поклонницы. Он получил музыкальную стипендию флоридского университета A&M за свои достижения в оркестре. Но вскоре после того, как Марти уехал учиться, он заболел – подхватил гепатит В вместе с несколькими другими учениками. Марти сказал, что это все из-за грязной посуды. Вскоре после этого он бросил университет и вернулся домой, жалуясь на жестокое обращение каких-то громил из группы.
– Они били нас палкой.
Марти мало мне рассказывал о своем коротком студенческом опыте, но я знала, что ему там было плохо.
Приехав в больницу, мы поспешили в приемный покой. Уитни твердо держала меня за руку.
– Что бы ни случилось, я с тобой, – сказала она.
Я нашла маму в приемной. Увидев нас, она вздохнула с облегчением и повела по коридорам к его палате, сказав, что у Марти серьезные внутренние и внешние повреждения и он в коме. Сначала его отвезли в больницу, где не было нейрохирургического оборудования, а затем перевезли в Мемориальную больницу округа Питт, где не обнаружили никаких признаков повреждения мозга.
Я собралась с духом и вошла в его палату. Было ужасно тяжело видеть брата таким. Легкие у него отказали, он был весь в синяках и ссадинах, со сломанной рукой, челюстью и ребрами, с трубками по обе стороны тела, с засохшими кровавыми пятнами на лице. Врачам пришлось восстанавливать ему нос. Несмотря на все это, Марти выглядел так, словно излучал жизнь – его кожа отливала оранжевым цветом. В тот момент я поняла, что с ним все будет в порядке, и сказала это. Мама позвонила отцу и предложила ему приехать в Северную Каролину проведать сына. Он появился на один день. Мама поселила нас в гостинице, и через несколько дней они с Биной уехали домой. Мы же с Уитни остались на неделю, потом уехали и вернулись снова.
К тому времени Марти перевели в военно-морской госпиталь в Портсмут, штат Виргиния. Прошло около трех недель, а он все еще был в коме. Через несколько дней я позвонила домой и сказала маме, что Марти проснется на следующий день, в среду. И он проснулся. Мы спросили, не хочет ли он чего-нибудь, и он ответил: «Бургер с сыром и клубничный коктейль». Его челюсть была закрыта проволокой с небольшим отверстием, в которое как раз влезала соломинка. Поэтому я сказала: «Не думаю, что ты сможешь съесть чизбургер, но мы принесем тебе коктейль».
Ему пришлось заново учиться ходить. Когда он немного окреп, Уитни выкатила Марти из больницы, откуда открывался чудесный вид на воду, и мы дали ему выкурить наркотик.
Через шесть недель после этого несчастного случая Марти выздоравливал в маминой гостиной. Он много писал в дневник, был раздраженным и злым, но я не понимала всего, что за этим стоит. Мама снова позвонила отцу – сказать ему, что Марти дома, и попросить о помощи, потому что ей пришли огромные счета по кредитке из-за отеля и перелетов. Деннис Кроуфорд не дал ей ни цента.
– Даже в критической ситуации он ни на что не годен, – пробормотала мама и ушла в свою комнату.
Когда она скрылась из виду, Марти выпалил:
– Зато Робин хороша только в критических ситуациях.
Ошеломленная, я остановилась и ждала, что он объяснится. Когда он этого не сделал, я нарушила молчание: