Закончив читать и немного придя в себя, Ниппи сказала: «Вот что имела в виду моя мать, когда сказала: “Они делают тебе карьеру, чтобы потом ее разрушить”. Но знаешь, что? Они никогда, никогда больше ничего от меня не получат». И она не шутила. Эта история изменила наш с Уитни профессиональный ландшафт и навсегда испортила ее отношения с журналистами.
Сисси настояла, чтобы я больше не появлялась на людях рядом с Уитни. Мне запретили ездить с ней в машине и сидеть рядом на большинстве премий. «Вы же просто им подыгрываете», – сказала я, но никто меня не слушал. Иногда, если мы понимали, что слухи о нас снова на самом пике, Уитни могла взять мое лицо в ладони и сказать: «Робин, ты же знаешь, как я тебя люблю», посоветовав игнорировать свою мать, которая продолжала говорить гадости или отталкивать меня.
Уитни было всего двадцать семь лет, и она уже от всего этого устала. Дело было не только в неэтичных репортерах или в том, что ее песни считали «недостаточно черными»; не только в ее семье и требованиях индустрии. И не только в слухах. Но все эти факторы, помноженные друг на друга, раз за разом отвечали громким: «Нет!» на ее вопрос: «Могу я просто побыть собой?»
Глава четырнадцатая. От моря до сверкающей лагуны
Несмотря на закулисные интриги, мы с радостью предвкушали момент, когда Уитни исполнит гимн на церемонии открытия двадцать пятого Суперкубка в Тампе, штат Флорида. В преддверии этого события в начале 1991 года нам неоднократно говорили, что на стадионе будут усилены меры безопасности. Соединенные Штаты находились в эпицентре операции «Буря в пустыне», и всю страну окутал туман беспокойства.
Наш связной с NFL предупредил, что ряд дополнительных защитных мер будет включать присутствие Национальной гвардии, полиции в штатском, нескольких контрольно-пропускных пунктов и многого другого. Нам разрешили взять с собой ограниченное количество гостей и сказали, что группа должна держаться вместе. Как только мы войдем на стадион, уже не сможем с него выйти и зайти обратно.
Миновав охрану, мы отошли в сторону, чтобы дождаться сопровождающих в центре поля, где стояли Джон и Донна. Уитни оглянулась в поисках Гэри, но никто не видел его после КПП и больше в тот день не увидит.
Во Флориде должна была быть солнечная и теплая погода, но Тампа оказалась намного дальше к северу, чем мы предполагали. Ветер все продолжал приносить облака, становилось холодно. Уитни, которая приехала в легком коричневом замшевом пальто, застегнула его до подбородка и выудила из сумки перчатки и шляпу.
По плану она должна была стоять на подиуме с полным оркестром во фраках, одетая в черное коктейльное платье без рукавов и туфли на каблуках. Но после саундчека, когда мы вернулись в отель на несколько часов, Уитни вошла в мой номер, упала на кровать и сказала:
– Я замерзну в этом платье!
Я видела, как Сильвия собирает ее вещи, поэтому ответила:
– Почему бы тебе не надеть спортивный костюм?
– Какой спортивный костюм? – спросила она.
Я отвела Нип в ее комнату, открыла сумку и вытащила белый костюм Le Coq Sportif.
– Это будет уместно! В любом случае на оркестр никто даже не взглянет. Все будут смотреть на тебя.
По какой-то непонятной мне причине Уитни в тот день сама сделала прическу и макияж, надела на голову белую повязку и завершила образ белыми кроссовками с красной надписью Nike Cortez. Уитни Хьюстон была готова поразить весь мир своим исполнением национального гимна.
Стоило ей начать, как переполненный стадион Тампы затих и оставался безмолвным до самой последней строчки. К слову «free» все уже стояли на ногах. Добравшись до «brave» и ко всеобщему восторгу продержав последнюю ноту почти восемь секунд, она заставила все восемьдесят тысяч зрителей ликовать и плакать. Это было потрясающе. Просто невероятно.
Я стояла неподалеку и растворялась в ее голосе. Каждое слово так глубоко меня трогало, что я потерялась в единственном чувстве – чувстве гордости. Не только за то, что я американка, но и за то, что стала свидетелем этого величайшего момента единения. Уитни всегда объединяла людей своими песнями, будь то
– Как все прошло? – спросила Нип, спрыгнув со сцены.
– Ты была великолепна, – ответила я.
В тот вечер, 27 января 1991 года, Giants обыграли Buffalo Bills на одно очко, но настоящая победа все равно принадлежала Уитни Хьюстон. Она навсегда изменила планку исполнения национального гимна США. Благодаря оттенкам госпела ей удалось установить связь с афроамериканцами и впервые дать им возможность прочувствовать гимн по-настоящему. Уитни затмила всех своих предшественников.