Уютная кондитерская в Париже

Он стоял теперь на предпоследней ступени, и его голова была на одном уровне с ее и так близко, что она видела тонкие морщинки по краям его губ. А почему она смотрела на них? На какой-то миг она вообразила, что может еще чуть-чуть наклониться к нему и разгладить их. Что бы он сказал на это? Что бы сделал? И что у нее в голове? Эй, проснись. Мы все это уже проходили. И тут она поняла, что чуть подается вперед он, а не она, что его глаза внимательно смотрят на нее. Ее сердце забилось в нелепом возбуждении, когда он подался еще ближе к ней и она почувствовала его дыхание на своих губах. А когда его рот прикоснулся к ее рту и тысячи электрических иголочек заплясали в ее системе, его повело в сторону, опасно шатнуло. Она вздрогнула, вытянула свободную руку, чтобы удержать Себастьяна, схватила его за локоть и тут же услышала стук – один из его костылей полетел вниз, а подставка опасно закачалась в ее руке.

– Черт, – тут же сказал Себастьян, его глаза широко распахнулись от волнения.

– Все в порядке, я тебя держу, – сказала Нина. Она почувствовала слабую дрожь под своими пальцами, только не могла понять, кого трясет – его или ее. – Может, тебе лучше присесть? – Она поставила подставку наверху лестницы и помогла ему развернуться, движение это было медленное, очень тщательно и мучительно срежиссированное – незначительное перемещение костыля, потом скольжение ноги, костыля, ноги, костыля, ноги, пока наконец он не смог сесть на ступеньку.

– Как ты? – Она села рядом с ним, с волнением посмотрела на него. Его лицо побелело, а в глазах читалась тревога.

– Мне показалось, еще чуть-чуть – и я мог бы шарахнуться на спину. – Себастьяна пробрала дрожь, он закрыл на секунду глаза, словно заново переживая это мгновение и то, что могло случиться. – Костыль просто выскользнул из-под меня. – Он положил второй костыль на ступени, уперся локтем в согнутое колено, подпер ладонью подбородок. – Дай мне минуту – сердце у меня колотится как сумасшедшее. Мысль о том, что я упаду еще раз… меня пугает до смерти.

Нина пододвинулась поближе к Себастьяну и положила руку ему на плечо. Он показался ей потерянным, одиноким мальчиком, и вдруг ее посетило воспоминание, такое отчетливое, будто это было вчера: она снова увидела себя, вот она украдкой поглядывает на него за обедом в их доме, все ее братья болтают, а он думает, что никто на него не смотрит.

– Эй, – тихо сказала она. – Все о’кей.

– Извини. – Он сглотнул слюну. Она почувствовала, как он напрягся. – Я забыл… это происшествие в самолете. А тут все вернулось. – Она не была уверена, осознает ли он, что делает, но он плотнее прижался к ней. – Знаешь, это ужасное ощущение падения, точка невозврата пройдена, и ты знаешь, ты уже ничего не можешь сделать, только готовиться к приземлению. – Он поморщился. – А потом этот треск. Черт. – Себастьян покачал головой. – И чувство собственной беспомощности, бесполезности и человеческой хрупкости. Наверно, я был похож на реального кретина, лежал, как доска, на спине, а все люди вокруг смотрели на меня. Эта идиотка с чемоданом типа пробормотала извинения и сказала, что ей нужно успеть на поезд.

– Не может быть!

– Да это неважно. Она все равно ничем бы мне не помогла.

– Как я понимаю, кто-то вызвал скорую.

– Да, но только после того, как я проделал обязательное «я в порядке, я в порядке, дайте мне минуточку». И конечно, я попытался подняться… я думаю, тут я и вырубился. А когда пришел в себя, мне пыталась помочь какая-то пара. Я теперь чувствую себя виноватым. Мужчина и женщина, они были чужие друг другу, но оставались со мной, пока не приехала скорая. Я так и не узнал их имен. А мне хотелось бы поблагодарить их.

– Насколько я понимаю, перелом был нехороший.

– Настолько нехороший, что мне пришлось лечь в больницу на операцию. – Он сжал кулаки. – Боюсь туда возвращаться. Ненавижу больницы.

– Я могла бы пойти с тобой, – предложила она.

Себастьян повернул голову, посмотрел на нее, и надежда неожиданно озарила его лицо.

– Правда?

– Да, конечно.

– Спасибо, Нина.

Нежность его улыбки пронзила ее сердце, она смотрела на его знакомое лицо, каждая черточка, каждая особенность которого отпечаталась в ее памяти, и понимала, что влюблена в него сильнее, чем когда бы то ни было.

* * *

– Ммм. – Черты лица Марселя, постоянно хмурые, теперь расслабились. – «Эрл Грей» – очень тонкая добавка. Изысканная, и я бы даже сказал, капризная. Та вкусовая добавка, с которой макароны с розой особенно хорошо сбалансированы. Должен вас поздравить.

– Спасибо, Марсель. – Себастьян одарил Нину иронической улыбкой, когда Марсель наклонился, чтобы взять второй макарон.

После едва не случившегося падения с лестницы Нина пригласила Марселя в кухню, и если Себастьян и удивился необычно дружескому расположению Марселя, то не сказал ни слова, за что Нина была очень ему благодарна. Чувство вины внесло хаос в ее сознание.