Может, ей отвезти его в «Ладюре» или в какие-нибудь другие культовые парижские кондитерские. Уперся, будто назло ей. Но, может быть, если он увидит, что это потенциально выгодное вложение, то передумает. Что ей терять?
Нина размышляла над этим, помогая ему готовить порцию макарон, которые выглядели, как некое волшебное совершенство размером с наручные часы. Как ему это удавалось? Нина могла поклясться: она делала точно то же, что и он.
– Ты не заболела?
– Нет! – резко сказала Нина. Его близость показалась ей возмутительной. Возможно, она даже не хотела слышать его дыхание рядом.
– У тебя странное выражение лица.
– Я пытаюсь понять, в чем была моя ужасная ошибка и почему у тебя макароны получились идеальные.
– Опыт. Когда я работал в отеле в Уэллсе, они днем подавали чай. Макароны были изюминкой в меню. А теперь, пожалуйста, помоги мне решить вопрос с наполнителями.
Макароны, которые делал он, были утонченно приправлены розовой добавкой, и ему удалось придать им румяно-розовый цвет. Вид у них был приятный для глаз, нежный, и Нина, глядя на них, понимала, что ей и через миллион лет не удастся достичь такого совершенства… впрочем, она, вероятно, и не стремилась к этому.
Нет, совершенно не стремилась. Она хотела готовить другие вещи.
Это было какое-то молниеносное озарение. Для нее готовить еду означало кормить людей, предоставлять им вкусовые и ароматические ощущения. Удовлетворять их желания. Отвечать на природную потребность человека утолять голод и получать удовольствие. Объединять людей. Тонкие вкусовые ощущения и малюсенькие кусочки почти эфемерного макарона не отвечали ее представлениям о еде.
Следующий час она провела, помогая делать партии сливочного крема, но все это время в голове у нее были пирожные и прочие кондитерские изделия, которые хотелось бы делать ей самой. Сочные, смелые вкусовые добавки, испробованные и проверенные комбинации, но усовершенствованные более инновационной презентацией. Пирожное миллионера было громадным достижением. Чем больше она об этом думала, тем сильнее хотелось ей приступить к готовке кондитерских мини-версий излюбленных британских продуктов. Она могла готовить шикарные «Джемми доджерсы»[65]
, отличное песочное печенье с шантильи и фруктовыми муссами, миниатюрные бисквитные торты Виктория с клубничной глазировкой и свежим фруктовым наполнителем, тортовую версию слоеного пирожного с джемом вместо крема.Идеи роились в ее голове, пока она смотрела, как Себастьян разделяет порции сливочного крема в несколько мисок, которые он выстроил в ряд, перед тем как приступить к тестированию вкусовых добавок, начиная от кипятка, настоянного на двух пакетиках чая «Эрл Грей» с бергамотом, до розовой воды и измельченных сушеных лепестков жасмина. Хотя ей и было интересно смотреть, как он добивался этих тонких вкусовых оттенков, мучительный, почти научный лабораторный подход ничуть ее не вдохновлял и не вселял в нее энтузиазма.
– Нина?
– Да?
Она вздрогнула, поняв, что Себастьян смотрит на нее.
– Ты точно не больна? Ты опять гримасничаешь. Теперь у тебя уже совсем странное выражение лица.
– Извини, просто задумалась.
Нина улыбнулась. Радость переполняла ее, и ей едва удавалось это скрывать, а потому она взяла миску и понесла к раковине мыть.
Себастьян повернулся в сторону Нины и посмотрел на нее с явным подозрением.
Балансируя на одном костыле, он замешивал, пробовал, добавлял, был полностью сосредоточен на том, что делал. Несмотря ни на что, ей по-прежнему нравилось наблюдать за ним. Он ничуть не изменился, всегда целеустремленный, сосредоточенный – ни у кого другого не знала она таких качеств. Она спрашивала себя, уж не эти ли его качества сделали его одиночкой, отделили от сверстников. Когда он был помоложе, ей вместе с Ником и другими братьями всегда удавалось всякими шутками и подначиваниями выманить Себастьяна из его убежища на кухне.
– Попробуй. – Он протянул ей чайную ложку, а его другая рука поднялась к ее лицу чашечкой снизу, словно чтобы придержать ее, если она начнет падать. Во рту у нее пересохло от такого неожиданно интимного прикосновения, и она от испуга автоматически открыла рот, когда ложка коснулась ее губ. Нина подняла глаза, поймала его взгляд, и в этот момент искорка пробежала между ними, а затем Нина открыла рот и попробовала сладкую смесь. Себастьян не сводил с нее пристального взгляда, но она не смогла удержаться – облизнула губы, хотя и понимала, насколько двусмыслен и нелеп этот жест. Ее сердце екнуло, когда она увидела, как дернулся его кадык.
– Ну, и что ты скажешь? – В голосе Себастьяна слышалась хрипотца.
Она с трудом проглотила смесь, чувствуя, что ее бросает в жар, дрожь, беспокойство.
– Приятно, очень… тонко. «Эрл Грей»?
Говорила она немного заплетающимся языком, потому что ее мысли были в миллионах миль от сливочного крема со всеми его вкусовыми добавками. Он все еще смотрел на ее губы, и ее терморегуляция совсем взбесилась. Ей вдруг стало очень-очень жарко, но она никак не могла оторвать от него взгляда.