– Я бы с удовольствием… – И она бы действительно с удовольствием, но, несмотря на всю притягательность их счастливого братства, объединенного общей работой, обед с Себастьяном был куда как искусительнее. Она должна была понять, что происходит.
– Давай, Нина, присоединяйся, – сказала Мэдди, возглавляя хор протестующих голосов.
– О’кей, я зайду с вами выпить чего-нибудь.
Это поможет ей успокоиться, уговаривала себя Нина, хотя ее нервы сильно пошаливали при мысли об обеде с Себастьяном.
Глава двадцать седьмая
Хотя ни о каком свидании речь не шла, это не помешало Нине запутаться в собственных трусиках, снимая их на ходу.
Она достала шелковое оранжевое платье из гардероба, где оно занимало одну треть пространства, которое Нина отвела для себя. Она смотрела на одежду Себастьяна, испытывая при этом знакомое чувство посягательства на тайны чужой жизни. Ее не покидало ощущение, что он может в любую минуту войти сюда. Рука сама по себе вытянулась, чтобы прикоснуться к рукаву одной из рубашек. Она не должна здесь находиться. С ужасным ощущением неловкости она поняла, что в чем-то похожа на свою одежду, даже по прошествии стольких лет все еще пытается найти для себя место в его жизни.
Она была идиоткой. Полной идиоткой. В далеком прошлом остались те времена, когда она еще надеялась, что в один прекрасный день он заметит, что она изменилась, что она уже больше не ошалевшая от любви девочка-подросток.
Нина тряхнула вешалку и принялась разглядывать оранжевое платье, которое упаковала в последнюю минуту. Оно прекрасно подходило для случая «обед-не-свидание», а надевала она его всего раз на свадьбу кузины, которая взяла на себя роль той самой шикарной и богемной части семьи. Нина поморщилась, вспомнив тот день: в этом изящном и дорогом платье она чувствовала себя комфортно, вот только в груди оно было тесновато, немного царапало спину и ограничивало ее в движениях, когда она садилась.
Нина чувствовала легкость и свежесть после душа. Она взяла выпрямитель для волос и расположилась напротив зеркала, собираясь начать сражение с волосами, имевшими некоторую склонность к волнистости. Поначалу, после того как ее уговорили задержаться и выпить с ними рюмочку, она влетела в квартиру, имея намерение выпрямить их до идеального лощеного каре, которое было у нее на голове на выходе из парикмахерской, но которого ей никак не удавалось добиться без выпрямления. Решительно скривив рот, она положила выпрямитель. Жизнь была слишком коротка, чтобы заниматься этими глупостями, и если главная цель этой поездки состояла в том, чтобы показать Себастьяну новую, взрослую Нину, то она со страшным звоном провалила эту задачу. На кухне она неизменно шныряла повсюду, как сумасшедшая, а красное лоснящееся лицо едва ли ее украшало. Вряд ли явление перед ним глянцевой и идеальной на один вечер сотрет в его памяти те годы, что он видел ее в самых разных видах. Настроение у нее резко упало, и она, поразмыслив, пришла к выводу, что он практически всегда видел ее в невыгодном положении. И хотя на сей раз у нее была возможность вырядиться, накраситься, привести волосы в идеально-глянцевое состояние и показать ему, что у Нины-балерины есть и серьезная сторона, умудренная жизнью. Она положила выпрямители, оттолкнула от себя косметичку. Какой смысл попытаться предъявить ему то, чего не существует в природе? Когда она была девчонкой, ей отчаянно хотелось произвести на него впечатление. Отчасти поэтому она и записалась на поварские курсы… и чем это закончилось? Предмет насмешек в ее семейке: падение в обморок при виде куска сырого мяса.
Нина уверенно тряхнула головой, провела несколько раз щеткой по волосам и одними губами проговорила себе в зеркало: «Это не свидание. Запомни. Это похоже на свидание, но это не свидание».
Она оставила на месте оранжевое платье, вытащила простую хлопчатобумажную блузочку, брюки капри цвета морской волны и ее любимые красные балетки. Вот она – такая, какая есть, и не имеет смысла выдавать себя за кого-то другого. Он видит ее насквозь, и в конечном счете она только выставит себя еще большей идиоткой.
С этого момента она должна начать выздоровление от болезни под названием Себастьян Финлей.
Несмотря на все ее мантры и обещания себе, тело Нины, казалось, не желает ее слушаться. Она не смогла успокоить бешеное биение сердца когда увидела Себастьяна, ждущего ее в вестибюле. Он надел голубую рубашку и темно-серые брюки, которые до неприличия плотно сидели на его гипсе. Она подавила улыбку при виде его нетвердых ног, одна из которых была намного шире другой. Он предпринял усилия, чтобы одеться получше и выглядеть элегантно, и, судя по выражению лица девушки-портье, к которой Нина уже давно пылала любовью, оно того стоило. Девица кидала на Себастьяна томные взгляды со своего места в дальней части вестибюля. Нина не могла не признать: выглядел он обольстительно.