Какие-то вопросы Украине, России и Польше предстоит улаживать втроем (я сейчас не о трубопроводах), а то и в еще более широком составе — например, согласование учебников истории, этих главных вместилищ национальной мифологии. В Европе давно пришли к выводу, что без такого согласования прочное сближение народов (народов, получающих поголовное школьное образование!) сильно затрудняется, или это будет сближение только на уровне двоечников, которым все безразлично. Эксперты Польши, Белоруссии, Литвы, Украины и России должны будут выработать более или менее приемлемую для всех сторон оценку сотен событий. Событий, каждое из которых сегодня имеет пять толкований, часто взаимоисключающих. Коммунистическим историкам подобные вещи в свое время удавались легко. Им помогал «классовый подход», воистину универсальная отмычка. Но и сегодня имеется мощное оружие, именуемое «политкорректность». Правда, многие факты истории приобретут под ее давлением сглаженный и обтекаемый вид, утратят часть колорита, но, как показывает опыт Европы, это не слишком большая плата за исчезновение вражды, за взаимное дружелюбие и терпимость. Иногда поневоле вспомнишь французского короля Карла X, который говаривал, что история настолько кишит дурными людьми и дурными примерами, что изучение ее опасно для юношества.
От политкорректности не уйти и в наших отношениях с Россией, «цивилизованный мир» не позволит, и правильно сделает. Но я не думаю, что политкорректность нам понадобится в таких уж больших количествах. Для меня история Украины — дивная симфония, волнующая и героическая на каждом своем отрезке. Мне не стыдно ни за один период этой истории, я не вижу, что в ней, по Карлу Десятому, так уж сильно нуждается в цензуре, дабы не смущать юношество.
Пусть не говорят, что я защищаю или выгораживаю Россию. То, о чем я сейчас веду речь, имеет очень малое значение для России, зато очень большое — для нас самих. Мы жили в довольно удивительной стране под названием СССР. Сегодня, когда этой страны уже нет, когда она стала достоянием истории, не стоит, публицистического заострения ради, приписывать ей выдуманные грехи, когда на ее совести столько реальных. Был не только «режим КПСС». Помимо режима КПСС (и мало с ним соприкасаясь), существовала система управления народным хозяйством, очень хорошо мне известная. Могу поручиться, что эта система не носила колониального характера. Она была скорее наднациональной: на региональном разделении труда очень мало отражался тот факт, что СССР населен разными народами. Для Госплана он был более или менее населен «советскими людьми».[23]
Совершенно исключено, чтобы 50-миллионная Украина была настолько слепа или загипнотизирована, чтобы не догадываться о своем колониальном статусе, который сумели распознать лишь несколько публицистов. Мои чувства патриота бунтуют против такой унизительной гипотезы.
Москва оттянула у нас, особенно в послевоенные годы, множество прекрасных дарований, которые очень пригодились бы самой Украине. Один из резонов нашей независимости — если кто-то еще нуждается в резонах — желание изменить такое положение дел. Но и отток талантов я не могу, положа руку на сердце, назвать признаком нашего колониального состояния. Москва была столицей СССР, а столицы всегда были и будут магнитами для честолюбивых. Если Киев притягивает в наши дни непоседливую и башковитую молодежь из Мариуполя, Черновцов или Житомира, это не признак колониального статуса этих городов. Правда, на нашу беду, сегодня эту молодежь нередко влечет мимо Киева — в Германию, Канаду, США, но это не значит, что Украина — колония Германии, Канады, США.
О трехвековом оттоке талантов у нас будет особый разговор. Он тесно связан с вопросом о том, что же представляли собой отношения Украины и России, должны ли мы гордиться собой или стыдиться себя.
Но прежде чем перейти к этой теме, я хочу обозначить принципиально важный тезис: если бы уже в XVII веке Украина сознавала себя отдельной нацией в современном смысле слова, как нередко уверяют и подразумевают, она добилась бы независимости, учитывая ее размеры и количество жителей, не в наши дни, а много раньше. Какая сила смогла бы удерживать ее в неволе так долго? Да и вообще мог ли бы оказаться в XVII веке в «колониальном ярме» уверенный в своей отдельности и самости народ, только что весьма наглядно доказавший свою отвагу и решимость в борьбе за свободу, мыслимо ли такое?
Как это соблазнительно, но и бесполезно — подгонять события прошлого под позднейшие политические лозунги. Свободолюбивые украинцы Богдановой державы считали и называли себя «рускими» (или «руськими»), и православный московский царь не воспринимался ими как чужой. Если бы уже тогда они осознавали себя отдельной украинской нацией, наша история пошла бы совсем по-другому.