Уже никому не надо доказывать, что к середине XVII века, то есть к началу Освободительной войны гетмана Богдана Хмельницкого, украинская культура стояла существенно выше российской. С этим не спорят ни российские, ни западные историки. Двести лет, прошедшие после падения Константинополя в 1453 году, Россия оставалась без ориентира и идейной опеки. В Москве царили подозрения: а такие ли уж православные теперь эти греки? Во-первых, живут «под басурманом», а во-вторых, вступили во Флорентийскую унию с католиками. Культурные центры Европы были далеки, особенно если учесть наличие высокого религиозного барьера. Веками в московском обществе оборотной стороной набожности была вражда к просвещению. Имела хождение пословица: «Кто по-латыни научился, тот с правого пути совратился». Вражду ко всяческой «латыни» оправдывали опасностью ересей. Московские церковные люди постоянно помнили православное предание, согласно которому Люцифер, упав с небес, приземлился где-то на западе, за Польшей. Любовь к знанию представлялась им изменой вере и путем к погибели души. В этой любви усматривали первородный грех гордыни. Образование могло быть лишь сугубо православным, всякая мирская наука исключалась.
Украина же, сохраняя православие, оказалась куда более гибкой и толерантной. Западное культурное влияние впитывали не только паны и магнаты украинского происхождения. Про них, пожалуй, можно сказать, что они впитывали его слишком ретиво — ибо, как правило, полностью полонизировались во втором-третьем поколении. Средние же слои и даже простой народ, ничуть не полонизируясь, сумели взять у польской культуры (и через польское посредство — у стран, расположенных дальше к западу) много ценного. Но главное, в Украине была воспроизведена традиционная европейская система обучения, основанная на владении латынью и знакомстве с трудами римских историков и философов. Латынь была универсальным языком европейского культурного сообщества, и владение ею давало образованным украинцам ключ к достижениям науки и культуры того времени.
Одновременно Украина сохраняла живые связи с греческим культурным миром, а временами и с турецким. Внешний мир Украины не ограничивался ближайшими соседями. В этот мир входили (наряду с Варшавой и Москвой) Иерусалим, Париж, Вена, Прага, Рим. Именно украинские богословы произвели «исправление» православных религиозных книг, сверив их с первоисточниками. Согласно указаниям Вселенских соборов и распоряжениям патриархов были «отредактированы» церковные обряды.
Нельзя сказать, что Россия, видя в европейском просвещении латинскую ересь, совсем не стремилась к такой жизни. Ересь она видела, но все равно к ней подспудно стремилась. Судя по родословным книгам, она постоянно принимала искателей приключений «из Цесарской земли», «от немец», «от свеев» и из других стран, вплоть до Шотландии. Даже на Ливонскую войну можно, наверное, смотреть, как на «большой контакт» с Западом. Но в целом следует признать, что засидевшаяся в средневековье Россия продолжала самодовольно вариться в собственном соку.
Застой, однако, не мог длиться вечно. В 1649 году молодой боярин Федор Ртищев, как бы в порядке частной инициативы, но с ведома царя, пригласил из Киево-Могилянской коллегии иеромонахов Епифа-ния Славинецкого и Арсения Сатановского с тремя десятками монахов. Они образовали ученое братство, занимавшееся переводами книг и обучением юношей. Сам Ртищев поступил в это училище рядовым учеником. «Ртищевское братство» положило начало будущей Славяно-Греко-Латинской академии. Так началось перенесение киевской учености в Москву, а после Переяславского договора Украина стала для России в культурном отношении воистину «старшей сестрой».
Когда-то, в XII веке, князь Андрей Боголюбский бежал из Вышгорода Киевского во Владимир, прихватив киевскую святыню, икону Божьей Матери, писанную, по преданию, евангелистом св. Лукой. Андрей решил сделать из Владимира второй Киев: построил Золотые ворота и прекрасные храмы, завел летописание, которое открывалось событиями киевской истории («Повестью временных лет»), а уж потом переходило к событиям Владимиро-Суздальской земли. То есть он всячески внушал, что столица Руси переехала во Владимир. В 1169 году его войско (правда, без его личного участия) даже сожгло Киев.
От этого тяжкого удара Киев не смог до конца оправиться вплоть до ордынского завоевания, а владимирские и московские летописцы с тех пор так и продолжали начинать свои летописные своды с киевской истории. В конце концов, для здешних Рюриковичей Киев оставался родовой и наследственной вотчиной.