500 лет спустя история повторилась, и Москва (где даже не осталось Рюриковичей!), в дополнение к киевской истории, получила киевскую ученость и украинскую барочную культуру. А в качестве дополнительного приза киевские грамматики обновили русский литературный язык. Приезжие переводили в Москве не только духовные книги, но и работы по истории, географии, педагогике и врачебному делу. Епифаний составил славяно-греко-латинский словарь и лексикон церковных слов, писал предисловия к самым разным издававшимся книгам, стихи в честь святых, составлял и произносил проповеди. Одна из них называется «Люди, сидящие во тьме». Это, по его убеждению, «мысленные совы» и «ненавистники науки», которые «возлюбили мрак неведения». Епифаний Славинецкий позже сыграл свою роль и в российской внутренней политике: он приложил руку к отстранению патриарха Никона.
Кстати, в Россию были «экспортированы» и зачатки светского искусства. Когда киевские архиереи и священники приехали в Москву, чтобы взять в свои руки управление московской церковью, они привезли с собой и «школьную драму». Где бы ни был украинский епископ или украинец — ректор семинарии, там непременно ставились киевские пьесы или подражания им.
В 1664 году в Москву переселился выпускник Киево-Могилянской коллегии, знаменитый просветитель Симеон Полоцкий. Через три года он стал учителем царевича Алексея, а после его смерти — царевича Феодора и царевны Софьи. Как богослова, Симеона Полоцкого занимали удивительные, на первый взгляд, вещи: сколько времени пробыли Адам и Ева в раю (Симеон вычислил, что три часа), в котором часу согрешили («в шестой час дня»). Обсуждал он и еще более экзотические вопросы, сама неожиданность которых расшатывала раз и навсегда затверженное и зазубренное, взбадривала любознательность. Симеон Полоцкий основал в Кремле светскую типографию, написал сборники стихов «Вертоград многоцветный», «Риф-мологион», в котором, в частности, прославлял могущество и силу России, и «Псалтирь рифмованную» (любимое чтение Ломоносова), написал пьесы «Комедия притчи о блудном сыне» и «О Навуходоносоре царе». Он, по сути, основоположник поэтического и драматического жанров в русской литературе.[28]
В 1716 году переехал в Петербург и стал ближайшим помощником царя в проведении церковной реформы префект Киево-Могилянской академии Феофан Прокопович. При Стефане Яворском и Прокоповиче большинство мест преподавателей в Славяно-Греко-Латинской академии заняли киевляне, преподавание было поставлено по киевскому образцу, даже большинство учеников в Москве были из Украины. Окончив обучение, они редко возвращались на родину, а оставались в Великороссии, постепенно занимая важнейшие духовные места. Как выражаются ученые, культурный климат в этой академии определялся духом украинского барокко.[29]
Эти и им подобные люди в какой-то степени украинизировали Россию, и в первую очередь Петербург. Известное утверждение: «Московию превратили в Россию не немцы Петра, а хохлы Елизаветы» — конечно, гипербола, но зерно истины в нем есть.Какими словарями главным образом пользовались в России вплоть до XVIII века? Лексиконами украинцев Памвы Берынды («Лексикон словено-российский и имен толкование») и Лаврентия Зизания. Какими грамматиками пользовались в России? Грамматиками все того же Лаврентия Зизания и еще одного украинца, Меле-тия Смотрицкого (Ломоносов называл грамматику Смотрицкого «вратами премудрости»). Их труды узаконили язык, состоящий из общепонятных церковнославянских и народных элементов. Сегодня мы зовем его староукраинским книжным языком. Совершенствуя церковнославянский язык, он успешнее, чем русский, превозмог его архаику. В нем раньше, чем в русском, появились и виршевая поэзия, и драмы, он располагал необходимыми новыми словами и терминами. При этом, благодаря общей основе, он оказался полностью понятен и приемлем в Москве. Русское правописание с тех пор опирается на принципы, заложенные Мелетием Смотрицким в его «Грамматике словенской». Киевский ученый Мелетий Смотрицкий дал русской грамматике и ту терминологию, которой она придерживается до сих пор.
Кто стал готовить новые русские кадры в московской Славяно-Греко-Латинской академии и других «вузах» того времени? Целый десант киевских профессоров.[30]
Несколько десятилетий подряд украинцы составляли среди преподавателей весомое большинство. И каждый из них, даже не ставя перед собой такую задачу, приближал московскую деловую, литературную и торжественную речь к киевскому образцу. Не к живому народному языку Киева, а к слегка искусственному, богатому полонизмами и латинизмами, но достаточно «русскому» на слух языку Киево-Могилянской академии. Студенты усваивали этот язык, воспроизводя его затем всю жизнь в живой речи и письме. Он становился языком просвещенной России.