А ведь были кроме того — и уже не тысячи, а миллионы — простых людей, крестьян, переселявшихся на Волгу и за Волгу, на Урал и за Урал, на Северный Кавказ, на Алтай, в Сибирь, на Амур, в Приморье. В России нет такого места, где бы не жили люди с фамилиями украинского звучания. Этот факт напоминает о самом большом из налогов, заплаченном Украиной во время ее пребывания в составе Российской империи и Советского Союза. Этот колоссальный налог активными людьми никто на Украину специально не налагал, но поступления по нему шли исправнее, чем по любому другому.
«Платили», конечно, все части империи, но я почему-то убежден, что относительная доля Украины была выше. Украинцы всегда охотно шли на военную и иную государеву службу. Украинцы честолюбивы, украинцы артистичны, украинцы предприимчивы — в общем, причин сорваться с места было более чем достаточно. Они шли за плугом, они осваивали, возводили, возделывали, исследовали, они создавали империю, они ее защищали, они легко понимали и перенимали русскую речь — и растворялись в русском океане.
Чем больше я обо всем этом думаю, тем больше ощущаю одну серьезную проблему. Несколько лет назад, 12 декабря 1995 года, я выступал в Кенсингтонской ратуше города Лондона перед представителями украинской общины Великобритании и сказал, среди прочего, следующее: «Наша земля дала миру знаменитых композиторов Артемия Веделя, Максима Березовского, известного поэта и философа Григория Сковороду, гениальных писателей Тараса Шевченко, Ивана Франко, Лесю Украинку». Потом я спрашивал себя: а может быть следовало добавить к этим именам Гоголя и Короленко? Ведь их тоже дала наша земля. Почему я не назвал Врубеля и Репина? Почему не назвал Вернадского и Сергея Павловича Королева? Что нас, украинцев, останавливает в подобных случаях? В общем-то, понятно что. Традиция отнесения этих имен к русской культуре или (как в случае Королева) к советской цивилизации. Нежелание увидеть чью-то скептическую ухмылку. По-моему, с этим стоит разобраться.
Должны ли мы покорно признать: то, что Украина больше трех веков отдавала в общерусскую копилку, вычленению не поддается, а значит, мы ни на что не можем и не вправе претендовать? Фактически понемногу складывается именно такой консенсус. Не сложился окончательно, но складывается. Считаю это совершенно неверным. Однако это тема отдельного разговора.
Глава шестая
Тяжкий путь от УССР к Украине
Украина и Россия. Разные стартовые условия
Российская империя пыталась сделать Украину частью себя. 1917–1920 годы показали, что затея не увенчалась успехом. 80 лет назад проект был возобновлен в новой редакции: сделать Украину невычленяемой частью СССР. Это тоже не удалось. Процесс политического обособления Украины, начатый в 1917-м, завершился в 1991 году, и мы уже больше десяти лет живем в условиях новой исторической реальности по имени независимая Украина.
Потомкам, наверное, будет казаться, что мирный и бескровный переход от УССР к Украине был легок, как все назревшее и само собой разумеющееся.
В действительности же он оказался поразительно, несправедливо тяжек с самых первых шагов. Новая Украина и новая Россия появились на свет одновременно, но как неравны были стартовые условия! В отличие от нас, каждый свой шаг в направлении преобразований, как и любую свою ошибку, Россия имела и имеет возможность оплачивать с помощью огромной, практически неиссякаемой сберегательной книжки с надписью «Природные ресурсы».
Раньше эта сберкнижка делала возможным само существование СССР. Только располагая ею, можно было семь десятилетий подряд ставить социальные и политические эксперименты, как это делало советское руководство, а расплата в виде экономического краха все не наступала и не наступала. Здесь, кстати, и объяснение того, почему коммунистический эксперимент не мог быть поставлен в бедной натуральными богатствами Европе. Парижская Коммуна, даже в случае победы над всеми своими врагами продержалась бы у власти от силы года три, много пять, и развалилась бы сама собой, от экономического паралича, без чьего-либо вооруженного вмешательства. Либо же «штурмующие небо» (попытку французских коммунаров создать принципиально новый общественный строй Карл Маркс назвал «штурмом неба») должны были подключить к своему социально-политическому эксперименту ресурсы многочисленных в то время французских колоний — дело было, напомню, в 1871 году.